Я возвращался из Ирбитского завода, куда ездил по делам комендатуры города Ирбита. Нужно было привезти в город деньги, оставшиеся в кассе волостной управы завода. Мне удалось забрать только незначительную сумму — быстрое наступление красных со стороны Екатеринбурга на Егоршино привело к тому, что кассир забрал основные средства и скрылся в неизвестном направлении. Я так и не понял, почему он забрал не все деньги. Ну да ладно, Бог ему судья.
Отряд красных гусар наступал стремительно, наши формирования отступали, вернее, драпали в Камышлов и дальше на Тюмень. Солдаты старались унести с собой всё, что могло пригодиться. Как ни совестно за Белую армию, но ее бойцы грабили лавки, бомбили винные склады, проводили реквизиции у крестьян.
Я едва ускользнул из Завода, вчера с боем были заняты села Покровское и Егоршино, красные продвигались к Ирбиту без всякого сопротивления. Мой старый знакомый довёз меня только до своротка на Белослудскую и вернулся обратно.
Я слез с кошёвки и лесом стал пробираться в следующую деревню. Ходили слухи, что отпущенные с фронта большевики повсеместно устанавливают свою красную власть. Да и не желавшие воевать крестьяне перешли на их сторону, лишь бы их оставили в покое. А ведь год назад они нас встречали хлебом-солью, как освободителей… Забыли уже, какова она, власть комиссаров. Да многое поменялось за этот год. Что сказать, последние мобилизации тоже повлияли на авторитет наш. Чего стоит только один Туринский бунт. Тогда моего друга Сашку убили восставшие, которых потом кое-как усмирили.
Июль в этом году выдался жаркий, а прошлый месяц всё дожди шли, комарья много, по утрам мошка одолевает, аж невмочь. Но зато лес пахнет смолой и приятно шелестит, много земляники и черники, да и грибы после дождей наросли. Эх, красота, если б не война.
Я вышел на опушку леса, дома деревни тут в полуверсте стоят от леса. Вроде все тихо, шума и выстрелов не слышно. А то ведь красные как зайдут в деревню, сразу стрелять начинают да обыски делают. Могут и убить нескольких для острастки.
Наши тож не лучше делают, как узнали, что Екатеринбург красным сдали, начали везде расстрелы чинить — тех, кто в казематах сидел. По всему уезду поубивали, наверное, человек 200, а может, и больше.
Размышляя о том, как мне добраться до Ирбита, я вышел на дорогу. Ох, как приятно идти по мягкой пыльной дороге, сейчас бы снять сапоги и босиком, как в детстве, оставляя следы босых ног на обочине.
Вот надо бы одежду свою офицерскую поменять на что-то более подходящее. Сменяю у крестьянина какого-нибудь, и сапоги надо поменять на обутки, ну их… выдадут. Обстановка серьезная уже.
Я как-то бывал в этой деревне и знал, где живет староста. Осенью прошлого года местные выловили одного из организаторов подпольной ячейки в Зайково, и мы приезжали допрашивать его. Ну и расстреляли потом за рекой.
Вроде особых подозрений я пока не вызывал. Я на всякий случай стал прихрамывать, дескать, инвалид Великой войны, а то, что форму не сдал властям, так что с того, мобилизован был.
Придумывая себе историю, я доковылял до дома старосты. Дом у него был добротный, высокий, с резными наличниками, ворота тоже украшены и железная крыша.
Я стукнул три раза кулаком в угол дома и стал ждать. Старосту вроде звали Матвей. В окно выглянула белобрысая девка, с тугой длинной косой и большими глазами, пожалуй, слишком большими на узком лице.
— Батя где? — спросил я.
— Лошадей поить пошел, — ответила она.
— Кликни его, — попросил я.
— Сам кликни, — и скрылась в горнице.
Что делать?..
— Хозяин, ты дома? — громко спросил я.
Тишина.
— Хозяин! — заорал я.
— Чё блажишь? — откликнулся он. — Чё надо?
— Выходи, разговор будет, — уже тише сказал я.
Он вышел. Небольшого роста, с седой бородой и узкими хитрыми глазами.
— Чё надо? — снова спросил он.
— Подводу надо, — ответил я.
— А… Это ты, Дубов. А нету подвод. Вы все забрали, еще на прошлой неделе. Надоели уже, ироды. Ножками иди, авось не сломаются.
— Ты не груби, — сказал я. — Забыл, что ль, кто я?
— Дак кончилась ваша власть, в Заводе уже поди красные, сюда скоро доскачут. Иди отсель, — зло проговорил он.
И закрыл ворота, засов задвинулся.
Эх, не в нашу пользу сейчас времечко. Я побрел со двора, мысля, у кого ещё попросить лошадь. Тут мне вспомнилось, что рядом с часовней жил зажиточный мужик, довольно жадный до денег. Он прошлой осенью вез реквизированное имущество, содрал втридорога. Я направился к нему, благо, деньги у меня были. Ну и что, что государственные? Где теперь наше государство? Кассир и тот убежал. Я ухмыльнулся.
Опять стучусь. Опять в ответ: «Чё надо?».
— В город отвези.
— Нету лошади, забрали.
— Не ври, у тебя хрен отымешь. Это Дубов, помощник коменданта. Деньги есть.
— Ну, это другой разговор, счас запрягу.
Вот ведь жадность… Власть денег гораздо сильнее любой другой власти. Да и жизнь, и своя, и чужая, на фоне наживы не так важна. Чужая — к чёрту, своя — авось Господь не даст помереть.
Минут через пятнадцать мы тронулись в путь. Я уже в крестьянской одежде. Деньги и наган спрятал за пазуху. Лежу в телеге на сене. Телега громыхает и скрипит на ухабах, солнце греет, морок закрывает глаза. Я уснул.
-Стоять! Кто таки?
Я вздрогнул и открыл глаза. Нас остановила группа конных солдат, человек 8-9. Тут противный холодок пробежал у меня по спине. Звезды на фуражках. Красные.… Откуда они, да так быстро?
— Дак, крестьяне мы из Белослудской, в город поехали за солью. Огурцов наросло — тьма прямо. А лавочник наш утек и товар весь увез. Вот нас сход и отправил в Ирбить, — не растерялся мой извозчик.
— Неча там делать, город на военном положении, въезд и выезд по пропускам, вертайтесь в деревню, через два дня приедете, — сказал главный.
— А огурцы так ешьте, бессолыми, — попытался сострить молодой усатый красноармеец, и сам же и заржал.
Делать нечего, мы развернулись. Отряд поскакал по тракту, а мы немного погодя свернули направо, обратно в деревню.
— Хорошо, что наган не достал, а то б нам обоим крышка. Патронов-то у тебя семь, а их девять, все равно б укокошили, — спокойно, со знанием дела проговорил мужик.
— И обыскивать не стали, тож хорошо, — ответил я.
Я нервничал гораздо больше извозчика, хотя мы оба были на волосок от гибели: начни я стрелять — его бы тоже не пощадили. Мысли мои бегали по кругу и запинались друг о друга. «Что делать? Ирбит занят, надо как-то на Камышлов пробираться, а это около ста верст. Лошадь нужна — и окольными путями по деревням, на тракте все равно разъезды снуют». С горькими думами я въехал на телеге в деревню.
На площади около часовни стояло несколько человек, среди них был и староста. Они о чем-то переговаривались друг с другом, иногда показывая руками на Камышловский тракт. Видимо, уже знали о прибытии красных.
Дела неважные, и я решил с помощью оружия достать себе лошадь, а там авось Господь бог не даст пропасть. Мне было уже плевать, что буду действовать, как красные в восемнадцатом году, жизнь дороже.
Я слез с телеги и позвал старосту. Он удивился моему появлению, но все же подошел. Я встал спиной к мужикам и достал револьвер.
— А, Дубов, тебя ещё красные не расстреляли? — с довольной улыбкой проговорил он. Но, увидев револьвер, осекся и побледнел.
— Староста, лошадь давай, да самую резвую, — приказал я.
— Не дам, — опять упёрся он, видимо, чувствуя за собой силу стоящих мужиков.
— Я тебя счас пристрелю.
— Тебя тада мужики поймают и поколотят, а потом комиссарам отдадут, — уже бодрее сказал он. — Так вот.
Я сразу и не понял, почему он воспрял духом, только что стоял весь бледный. Но тут сзади послышались шаги приближающихся мужиков.
— Я ж вам говорил, что это он, — сказал один. — Он Ваську-большевика за рекой грохнул.
— Точно, вроде он.
— Бей его, ребята!
И эта толпа бросилась на меня с кулаками. Тумаки сыпались со всех сторон, хорошо ещё, что мужики мешали друг другу, потому сильных тычков я не получал. Я совсем забыл в заварухе, что у меня в руке наган, а руками я, как мог, закрывал голову от ударов. Как только ко мне вернулось понимание, я выстрелил в воздух. Мужики отшатнулись от меня, и я, воспользовавшись замешательством, растолкал их и бросился бежать. Не оборачиваясь, ещё два раза выстрелил наугад и понесся что было мочи к лесу.
Преследования не было. Нарваться на пулю никто не пожелал, для них тоже жизнь дороже сомнительной славы охотников на белого офицера.
Пробежав с полверсты по лесу, я выбился из сил. Лес болотистый, бежать тяжело. Напившись вонючей воды из болотной лужи, я побрел дальше, решив лесом вдоль дорог пробираться к Камышлову. Меня тешила надежда, что наши части закрепились у города.
Жара, пахнет смолой, шелестят листья, кругом ягоды, грибы… и война.