В книге, по моему мнению, довольно много вымысла, например полковник Казангарди (его прообразом, видимо, стал штабс-капитан Казагранди, который во время описываемых событий командовал наступлением на направлении Ирбит-Алапаевск и, соответственно, в Ирбитском заводе не был). На момент прихода белых в поселок не было здесь и купца Замятина, которого красные в качестве заложника забрали с собой при отступлении.
Но в целом произведение заслуживает внимания: хотя бы потому, что не слишком много их написано про наш край.
В поселок пришел небольшой отряд из Тавды и Туринска, которые заняли колчаковцы. Они рассказали о злодеяниях белых офицеров: у пленных красноармейцев отрезают носы и уши, выкалывают штыками глаза, грабят население, насилуют женщин и девушек. Полковник Казангради расстреливает пленных на глазах у женщин и детей.
Под давлением белых красные части были вынуждены отойти к Ирбитскому заводу. 12 августа 1918 года Гражданская война пришла в поселок, начались бои. Из Егоршино прибыл бронепоезд, он километров двадцать двигался по железной дороге вглубь позиций белых, обстреливая близлежащие деревни. Деревня Шмаково, расположенная в шести верстах от Ирбитского Завода, была сожжена полностью. Колчаковцы отступили в деревни Якшино и Буланово. Командир роты Абросимов попросил меня сходить в разведку: «Ты маленький, на тебя не обратят внимания, а парень ты, как я понял, толковый». Ночью, надев рваную рубаху и штаны и взяв удочку, я отправился «в поход». Берегом речки Ирбитки прошел до деревни Якшино. Прислушался. Тихо. Устроился, как бы удить, а сам присматриваюсь. На рассвете, как на притчу, стало хорошо клевать. В деревне кричат петухи, где-то залаяла собака. С берега к воде спустился дядька в колпаке, зачерпнул воды и пошел обратно. Я догадался, что это повар. Смотал удочку и пошел за ним. Он дошел до дома, с разобранным на дрова забором, во дворе дома дымилась кухня.
— Дяденька, подай кусочек Христа ради, — жалобно попросил я.
— Откуда ты такой взялся?
— Из Шмаково, наша деревня вся сгорела, мамку убило.
— Вон в ведре вчерашняя каша, ешь, сколько влезет.
А я и вправду хотел есть. Он дал мне ложку и подозрительно спросил:
— А в сумке у тебя что?
— Рыбки немного наудил, а сварить не в чем.
— Давай, сейчас сварим уху на двоих. Картошку чистить умеешь?
— Умею, невелика наука.
Когда я наелся, он предложил:
— Оставайся со мной, будешь помогать чистить картошку, страсть как не люблю это занятие. Будешь всегда сыт, а вот возьмем Ирбитский Завод, достану тебе хорошую одежонку. Только в деревню не ходи, больше старайся быть у кухни.
В шесть часов утра повар поехал с завтраком вдоль линий окоп и взял меня с собой. Я насчитал 15 пулеметов и 3 пушки. За зданием пожарной находился склад снарядов, на каланче наблюдательный пост. В обед тоже ездили вдоль окоп, изменений никаких. На склад подвезли боеприпасы. Под вечер два солдата привели на веревке корову, за ними шла женщина и умоляла отдать, говорила, что корова одна, а детей пятеро. Солдаты забили корову и, несмотря на плач женщины, подхватили ее, утащили в сарай и изнасиловали. Через некоторое время, причитая и прикрываясь оборванной одеждой, она выскочила и убежала в деревню. «Дура баба, сама пришла к мужикам. Не маленькая, понимать должна, что козел капусту не караулит». Солдаты разделали тушу и повесили ее на воротах: «Вот тебе, Поликарп, мясо на варево, завтра еще корову приведем. У женщин, мужья которых ушли в Красную Армию, разрешено забирать скот». Пришел из штаба холеный офицер: «Завтра накормить надо в половине шестого, начнется такая драка, что о-ё-ёй»!
В двенадцать ночи Поликарп сказал мне: «Ты подежурь у кухни, а я немного посплю. Ты только следи, чтобы в кухне был небольшой огонек, чтобы суп и каша не остыли». Он ушел в амбар, а я наколол мелких дров и стал подкладывать их понемногу. Примерно через час из Буланово прибыло подкрепление и стало занимать вторую линию окоп. Солдаты подтащили несколько пулеметов, на конях подвезли шесть пушек. Как только они ушли, я решил навредить белым. Разжег большой огонь, чтобы каша подгорела, набрал два ведра конского навоза и высыпал их в котлы. Спустился к реке и тем же путем вернулся в поселок, передав все сведения Абросимову.
Поликарп проснулся, когда суп выпрел и каша сгорела. Увидев сделанное мною, он от расстройства, а больше из страха быть расстрелянным, повесился на воротах рядом с коровьей тушей. Без пятнадцати шесть загремели пушки красноармейцев. Мост через реку был взорван, белые стали переправляться вброд. Тогда командир роты приказал открыть плотину — поток воды смыл солдат, многие утонули. Наступление колчаковцев было сорвано. Наступило временное затишье.
Камышловский полк перебросили под Нижний Тагил, там разгорались большие бои. Под колокольный звон в Ирбитский завод въехали белые, их встречали местные купцы хлебом-солью. Казангради приказал собрать все взрослое население: кто не придет, гнать палками. Женщины, старики, дети потянулись на церковную площадь, солдаты окружили их плотной стеной. Примерно через час появился Казангради в окружении офицеров. «Граждане, — сказал он басовитым голосом. — У кого есть какое-либо оружие или боеприпасы, сдать. Чтобы через полчаса все было здесь, на площади. Затем по дворам пойдут солдаты, кто не сдаст, будет расстрелян. Спешите».
Не успели люди дойти до своих домов, а солдаты уже пошли с обыском. Бывший урядник, имевший винтовку еще с японской войны, прибежал, запыхаясь, домой, достал ее из чулана и засунул под стог соломы в соседнем огороде. Солдаты заметили бегущего, быстро обшарили солому, нашли винтовку и арестовали Никаныча — так все звали соседа. Подталкивая в спину, прикладами его пригнали на площадь. Узнав об этом, Казангради приказал бить в колокола и собрать на площади людей.
— Граждане! Я вас предупреждал, чтобы вы сдали оружие. Вот этот шкурник вместо того чтобы выполнить приказ, спрятал винтовку в солому. Значит, он собирался стрелять в спину нашим доблестным солдатам. Я слов на ветер не бросаю. Сейчас он будет расстрелян у вас на глазах, чтобы все знали, что ожидает ослушников.
— Ваше благородие, — взмолился Никаныч, — не прятал я оружию, у меня отродясь его не было. Подбросил кто-то, ваше благородие.
Жена Никаныча, будучи на последнем месяце беременности, тут же на площади билась в истерике. Женщины отпаивали ее водой, уговаривали крепиться, но это не помогало.
— Ваше благородие, — обратился к Казангради купец Замятин. — Этот человек никогда на войне не был и оружия в руках не держал. Винтовку ему точно подбросили. Он механик паровой машины, без него завод остановится. Пощадите его.
— Заменяю расстрел розгами, чтобы другим неповадно было…
…Как-то над поселком пролетели два самолета белых, переполошив наших баб. Недалеко от нашего дома был колодец, возле которого на завалинке любили собираться бабы из соседних домов. Сидят, судачат о житье-бытье, кто вяжет, кто шьет. На колодец за водой пришел древний дед, черпает воду и балагурит с бабами. Вдруг послышался необычный звук. Дед задрал голову вверх и увидел самолеты. «Бабы, еруслан!» — закричал он и отпустил бадью с водой, которая с шумом понеслась вниз. Рукояткой валька деда больно ударило. Он взвыл от боли и бросился бежать. Глядя на него, бабы с визгом и оханьем пустились кто куда, кто спрятался в канаве, кто за забором. Одна решила залезть в свою избу через окно и застряла. Дед залез под бревна и с опаской выглядывает из-под них. Всю эту картину наблюдал капитан, который остановился в нашем доме. Он хохотал до слез. Бабы стали вылезать из своих убежищ, озираясь по сторонам в поисках деда. Ох, и досталось ему!