Глядите. Один весьма сомнительный персонаж, в свои 36 существующий под чутким контролем мировой мамы, предновогодним вечером накидывается до состояния багажа в компании друзей-оболтусов и неожиданно для себя улетает в Ленинград. Там он вламывается в чужую квартиру, весь вечер ползая в трусах в поисках пиджака и попутно портя нервы симпатичной хозяйке и её жениху-скандалисту. К утру выясняется, что герой умудрился сломать всё, до чего дотянулся. Запланированное семейное счастье хозяйки ленинградской квартиры. Мировоззрение её жениха, утратившего в эту кошмарную ночь любовь, веру в себя, пальто и «Жигули». Мечты собственной невесты Галочки, отказавшейся ради него от уникальной возможности встречать праздник во вращающемся ресторане в компании Катанянов. И, кстати, здорово подкузьмил другу Павлику, который так и не попал в Ленинград. Правда, персонаж исхитрился построить из этих осколков что-то светлое и вроде бы даже романтичное, но мировая мама смотрит на это счастье как-то скептически: поживём, говорит, увидим. Есть тут хэппи-энд или нет — пёс его знает.
Как, скажите, могла стать нашей новогодней сказкой эта история — скорее драматическая, нежели комедийная? Отчего каждый год 31 декабря он с друзьями ходит в баню, а мы режем тазик оливье и не можем оторваться, хотя знаем наизусть всё от «со мною вот что происходит» до «была тебе любимая, а стала мне жена»? Наверное, потому что Рязанов…
В самом начале творческого пути Рязанову пришлось поработать в кинохронике, по его словам — «отчаянно лакируя действительность». Видимо, этот опыт выработал у него стойкую неприязнь к любому лаку. Нетрудно поверить, что заседание гаражно-строительного кооператива «Фауна» действительно когда-то состоялось, «галантерейный» Сидорин и Аникеева в самом деле попытались вышвырнуть из очереди на строительство гаража безголосого Хвостова, неунывающего Фетисова, скромного ветерана Якубова и Гуськова, которому так повезло с женой. Была там и белая ворона Малаева, своей нелепой борьбой за справедливость вызвавшая искреннее недоумение у щедрого и могущественного директора рынка: «Зачем вы это делаете? Вас же не исключили!» — «Боюсь, вам этого не понять». И колоритный Карпухин, горячо поддерживающий любую подлость руководства, оправдывая себя тем, что он «из большинства» и потому всегда прав… Парадокс Рязанова в том, что из пугающе реалистичных сюжетов, не размалёванных в угоду киношным стандартам, бьющих наотмашь по гадким физиономиям, ему всегда удавалось сделать что-то очень оптимистическое. Никакой чернухи: стопроцентная убеждённость, что добро победит. Пусть не сейчас, но потом — обязательно.
«Карнавальную ночь» ещё в процессе съёмок не раз пытались разгромить цензурными рамками. «Человека ниоткуда» сразу после выхода на экраны надолго спрятали подальше. Едва не закрыли «Гусарскую балладу» — что это, в самом деле, такое: героического Кутузова играет Ильинский! Всё бы вам хиханьки… «Приключения итальянцев в России» вообще снимались в условиях постоянной нервотрёпки, которую успешно организовывали Рязанову как советская, так и итальянская стороны. Тяжёлые вопросы у высокого начальства нашлись и к «Жестокому романсу», и к «Бедному гусару». Начальники были всесильны и любого строптивца запросто могли стереть в муку. Страшно подумать, сколько шедевров могло остаться за бортом, если бы не парадоксальная способность Эльдара Александровича побеждать в спорах с идиотами разного калибра, объясняя им, что смех, пусть иногда сквозь слёзы, — лучшее лекарство от болячек.
Вот в чём точно нет парадокса, так это в причинах истинной всенародной любви к рязановским фильмам. Режиссёр никогда не делал ставок на сценарные извороты и спецэффекты. В центре всегда был обыкновенный человек — статистик Новосельцев, страховщик Деточкин, следователь Мячиков, пианист Рябинин, вокзальная официантка Вера. Ни одной картонной фигурки — живые люди с живыми переживаниями, в вечном поиске правды и справедливости. Рязанов умел говорить со своим зрителем на языке, понятном каждому.