Мой дедушка Скутин Николай Поликарпович родился в 1926 году в деревне Хайдук Егоршинского района Свердловской области.
Дедушке пришлось повзрослеть ещё задолго до начала Великой Отечественной войны. В 1933 году его отца Скутина Поликарпа Александровича необоснованно признали кулаком, изъяли имущество, которое было нажито тяжелым крестьянским трудом, арестовали и репрессировали. Прадеду назначили срок лишения свободы сначала 5 лет, а затем в 1937 году, по решению тройки при УНКВД Челябинской области, еще 10 лет с отбыванием наказания в исправительно-трудовом лагере.
Деда Коля с его мамой, братом и сестрой в одночасье остались без кормильца, дома и каких-либо средств к существованию. И это было только начало нелегких потерь и испытаний, которые ему предстояло пережить.
Повзрослев, юношей вместе со всеми он встретил начало войны. Вместе со всеми вдвое больше трудился в тылу, отдавая все силы для победы.
И снова удар судьбы — 16 августа 1943 года не вернулся из боевого вылета старший брат Скутин Александр Поликарпович, рядовой, 1925 года рождения, пропал без вести.
А несколько месяцев спустя, в ноябре 1943 года и самого дедушку призвали в ряды Красной Армии. На тот момент ему исполнилось 17 лет.
Воспоминания дедушки о войне сохранились не только в памяти нашей семьи, но и на страницах местной газеты «Артемовский рабочий».
После призыва дедушка «два с половиной месяца проходил курс молодого бойца в Чебаркуле. Отсюда молодых уральцев бросили под Киев, уже освобожденный от захватчиков. Но странная военная судьба распорядилась иначе: на станции Шевченко эшелон догнала команда пограничников с Дальнего Востока, которая привезла приказ Верховного командования — отобрать из эшелона солдат, годных служить в войсках НКВД. Комиссию провели быстро, не судим — налево, судим — направо. Две тысячи более крепких несудимых ребят (в том числе и дедушку) повезли через всю страну в обратную сторону — на границу с Маньчжурией, которая в то время была оккупирована Японией». Мог ли тогда дедушка предполагать, что его служба затянется на долгих семь лет?!
Деда Коля попал в 69-й погранотряд близ города Ворошилова (ныне Уссурийск) на погранзаставу Белоберезовая. «Ежедневно в полном солдатском обмундировании в жару и в мороз (по глубокому снегу) он проходил 25 км границы: поднимался на сопки и внимательно осматривал окрестности — это днем, а ночью — проходил бесшумно, вслушиваясь в каждый шорох».
«Однажды в середине июля 1945 года пограничников, свободных от наряда, отправили в расположение соседней заставы. Под вечер весь личный состав разместили в овраге, чтобы соседи-японцы не увидели, и начальник отряда зачитал приказ Сталина: „Снять японские заставы!“. Все просто за головы схватились — война!» — рассказывал дедушка. Несколько дней тренировок — как снимать часовых, подрывать линии электропередач — а в ночь с 1 на 2 августа подняли отряд из двух погранзастав (человек пятьдесят) и зачитали приказ: «Уничтожить японскую заставу Сунгач!».
«В четыре часа ночи пересекли государственную границу, через болото подобрались к расположению японской заставы, рассредоточились и по команде „Вперед!“ ринулись в атаку. Но плотный пулеметный огонь со сторожевой вышки заставил пограничников залечь. Трое погибли сразу, несколько человек были ранены. Капитан Щербаков, командовавший операцией, приказал трем бойцам прорваться вперед и забросать вышку гранатами. Задание было выполнено и пограничники вновь получили приказ: „Вперед!“. Тогда японцы открыли пулеметный огонь из окопов. Трудно представить, чем бы закончилась атака, если бы не дальнобойная войсковая артиллерия, которая ударила по японцам поверх голов пограничников. А в братской могиле на заставе осталось лежать шестеро…»
«Через двое суток снова сбор на заставе Северной. Отряд из двухсот человек погрузился на „студебеккеры“ — и в Маньчжурию. Ехали ночью, куда — не знали. В одном месте только кто-то определил: Харбин. Но миновали и его. Выгрузились при звуках близкой канонады на подступах к городу Дальний. Как оказалось, этот город уже несколько раз переходил из рук в руки. Пограничники пошли в бой».
Дедушка вспоминал: «Бой был жарким. Я был первым номером на ручном пулемете. Вторым номером был Халимов из Челябинска — отчаянный парень. Так, случалось, пулемет себе на спину положит, сошники на плечи, уши руками зажмет, а я прямо с него режу!…»
«После взятия Дальнего пограничников отвели на охрану тылов. Но служба и тут была беспокойная: остатки японских войск (человек до 50-60) кружили по лесам, то и дело нападая и с тыла, и с флангов. Когда провели зачистку всей местности, поступил приказ: „Вернуться на свою заставу!“»
Дедушка продолжал рассказывать: «Нашего лейтенанта Самойлова увезли — заболел. А мы трое суток пешком. Зло брало. А тут еще ночью напоролись на засаду. Поливают нас с сопок огнем. Двоих сразу же насмерть. Я палю из своего пулемета, потом чувствую: чиркнуло по ноге, посмотрел — кровь. Ранение. Выручил нас танк, шедший на ремонтную базу. Танкисты развернули башню, влепили по сопке пару снарядов — сразу огонь прекратился».
«Я плелся на своей раненной ноге, но силы уже начали покидать меня. Только утром местные китайцы сообщили: у здешнего помещика коровы укрыты в сопках. Коров пригнали. Три из них оказались кованными деревянными плашками, значит, их использовали для перевозок тяжестей. Тогда погрузили на повозки пулеметы и раненых. Так — на коровах — и вернулись в расположение заставы из Китая».
Дедушка лечился в санчасти, в госпиталь его не отправили, так как кость была не задета. Рана, которая казалась неопасной, дала о себе знать не раз. Позднее дедушке присвоили инвалидность — оказался поврежден нерв.