— Такое погружение ещё раз подтверждает, что практика — критерий истины. Истина заключается в том, что война это неимоверно тяжёлый физический труд. Потому что это пехота, пешие марши, копание окопов, перемещение по-пластунски, преодоление препятствий в разную погоду — всё это очень тя-же-ло физически. Конечно, мы стреляем холостыми, а не боевыми патронами, у нас нет элемента опасности, страха, — и мы можем лишь частично понять ту нагрузку, которую переносили наши солдаты. То есть мы занимаемся этим не для того, чтобы поиграть в войнушку, а больше из научного отношения и из-за сопереживания.
— В 70-е годы появилось понятие «живая история» — это попытка почувствовать и понять историю не по абстрактным знаниям и не по музейным экспонатам: люди стали буквально на себя примерять и вещи разных эпох, а в переносном смысле — жизнь людей изучаемого времени. И необязательно это военное обмундирование. Есть реконструкция гражданского костюма, есть ремесленники. И непосредственное вхождение в этот материальный мир даёт ощущения новые совсем.
— Меня часто спрашивают: вы показываете такие представления, а что это вам даёт. Я считаю, что это может породить элемент интереса у людей, стать стимулом к развитию для зрителей, которые, увидев наше действо, захотят где-то что-то прочитать. Литература — самый верный способ понять историю, надо читать больше разных книг и их сопоставлять. Если у человека есть способность к осмыслению, то, сравнив разные позиции, он увидит или даже почувствует, что вот здесь, в этой точке зрения, отображение наиболее объективное.
— Ветеранов на реконструкциях у нас бывало очень мало. К сожалению, редко получается у них увидеть живой сильный отклик на реконструкцию, может быть, потому, что они уже в силу возраста не так ярко воспринимают происходящее вокруг или, наоборот, им до сих пор больно так напрямую вспоминать.
— Бывает, в узком кругу и песни мы поём тридцатых-сороковых годов, кто-то частушки того времени исполняет, кто-то упражнения с шашкой может показать.