На следующий день с утра мы уже ехали по нужному адресу вместе с сотрудниками Комплексного центра социального обслуживания населения. У соцработников это далеко не первый визит к 60-летней Вере Даниловне Трушниковой — так зовут ползающую женщину, она постоянный клиент центра. Предыдущий визит специалистов был совсем недавно, 3 октября: инвалиду обещали привезти коляску.
Более пяти лет назад Вера Трушникова обморозила ноги — прямо дома, в кровати, под одеялом, в валенках: зимой ей нечем было топить дом. Тогда ей ампутировали ступни. После этого она так и жила — с костылями в руках, но хотя бы на ногах, умудряясь ходить на культях, — до прошлой зимы. В январе этого года её очередной квартирант (такие «единомышленники» у неё частенько обитают) заметил, что одна культя у хозяйки чернеет, и вызвал скорую. Веру увезли — и снова на операционный стол: отрезали начавшую гнить ногу ещё выше. Ходить на костылях стало проблематично. Да и нет их уже: какой-то из квартировавших исчез с Вериного горизонта, прихватив зачем-то костыль.
С тех пор как в феврале привезли её из больницы, приспособилась Вера Даниловна ползать и по дому, и на улице.
…Подъезжаем. Домик у самой дороги по пояс в репейниковом сухостое. И не дом даже — хибарка на два окошка, совсем ветхая, того и гляди развалится. Стучим. Открывает — квартирант.
— Валерий, — представляется, — Воробьёв. Свои зовут Воробейчик — летаю, порхаю, руки — крылышки.
Рассказывает, как «припорхал» в халупу к Вере Трушниковой: он шёл по дороге, она — ползла, попросила встречного — дрова надо принести.
— Вот так и познакомились. Она сказала: оставайся у меня. А я человек бездомный. Я жене всё отдал — выписался, на Ключах по Дальневосточной. Сейчас на улице болтаюсь. Пенсию? Неет, рано ещё, хотя мне по горячим положено. Документы утеряны. Паспорт российский был: мне 52-й пошёл. Не знаю, может, в монастырь подамся — я в Бога верую. Но пока тут.
— Ясно, тоже наш клиент, — сразу ориентируются на местности соцработники. И берут на карандаш с анкетными подробностями.
Протиснувшись в низкую дверь, как в нору, заходим в дом. А дом — весь тут: три на четыре, у левой дощатой стены печка, у окна стол, справа кровать. На кровати сидит Вера Даниловна, опустив культи на пол. На полу двумя отрезами лежат разные паласы, сроднившиеся за давностью в затоптанном цвете. Судя по выпирающим доскам под ними, пол сгнил. Возле хозяйки вертится кошка, та самая, дарёная. В доме жарко — печь топится, душно пахнет варевом и нестерпимо — поганым ведром: туалет у хозяйки здесь же, у кровати, с ночи его ещё не выносили.
— Здравствуйте! — приветствуем хозяйку, она — ничего, за порог не выпроваживает, готова и побеседовать:
— Пельмени у нас сегодня: Костя пошёл на станцию и встретил знакомую, она надавала ему продуктов. Стучится (а я на крючок закрываюсь), кто там, говорю, а он заходит с полными пакетами.
Вода в большом чане на печке закипает, пакеты с пельменями ждут своей очереди на столе — потеют: холодильника в помине нет. Впрочем, как и электричества.
— Пельмени, салаты в банках, — подтверждает Валера, которого Вера упорно кличет Костей. — Просрочка, а что делать — приходится просрочкой её кормить.
Сегодня повезло: сердобольная знакомая одарила просрочкой — будет мясное блюдо. Вчера, в общем-то, тоже повезло: добрая соседка дала ведро картошки — варили похлёбку. Как завтра? Может, снова повезёт? Деньги кончились ещё неделю назад. До пенсии целых полмесяца.
На пенсию у Веры Даниловны планы: дров купить. Крепко, видно, урок усвоила, потерянные ноги забыть горький опыт не дадут. Одной машиной топлива она уже запаслась — вот Валера-Костя помог в поленницу сложить. А вообще она и сама может: дровяную кучу из-за ограды на коленях перекидывает сначала во двор, оттуда снова перекидывает в сенки, а здесь, под дырявой, но всё же крышей, складывает в поленницу. На этот раз работу сделал новый друг.
— Ладно, Костя попался, — по-своему благодарит Вера Даниловна и снова рассчитывает на него:
— В ноябре опять «ГАЗель» куплю.
— Мне жалко до слёз таких людей, как она, — не остаётся равнодушным Валерий. — Тётя Вера Даниловна душа добрая: придут, откроют шкаф, возьмут продукты, какие есть, и уйдут — могут и так. Вот, одна взяла у неё в долг тысячу: отдам, отдам — и дорогу забыла. Почему и денег теперь нет! Это я не возьму, я ей сам всё отдам. Я бездомный, но у меня есть руки, ноги, я могу заработать. Переночевать могу под любым кустом. Но не без ног! А вдруг какая-нибудь красивая девушка меня приютит. Я для неё всё сделаю, пылинки сдувать буду.
— Ммм, — скептически киваю и спрашиваю об очевидном:
— Попиваете?
— Бывает, не отказываюсь, — принимает удар на себя Вера Даниловна. — Костя вчера принёс, мы с ним выпили, на опохмелку немного оставили, и всё.
С этим делом Вера Трушникова, по всему видно, дружит давно. Но была и у неё другая жизнь.
— Я жила в Малой Трифонке и работала на ферме — телятницей, сторожем, дояркой — всем. И мельником даже — хлеб молола. До сорока годов, двадцать лет уж с той поры прошло. Сын был, 77-го года он, разбился в Мостовой на мотоцикле. Замужем была — разошлась, бить меня стал, я и ушла от него. Мать, отец, братовья — все умерли. Я прописана в Малой Трифонке в двухэтажном доме: квартиру от совхоза дали. Сейчас в совхозе не работаю и в квартире не живу.
Назад, в своё жильё, Вера Даниловна не хочет — говорит, здесь, в доме, будет зимовать. Дом считает «ничейным», сюда её «один знакомый привёл», с которым она прожила в этом доме восемь лет, а потом он от Веры ушёл — в ту зиму, когда она, оставшись одна и без дров, обморозила ноги, теперь знакомый обитает «где-то на станции».
Но на жизнь она не жалуется — ни в какую.
— Устраивает меня всё. Только вот ног нет. За пенсией ползала через три дома по этой улице — получала у женщины. Но сейчас сказала, что в ноябре не смогу приползти — снег будет.
И в специализированное учреждение не соглашается ехать — ни за что.
— В дом-интернат поедете? Там и питание, и крыша над головой, и с протезами помогут, — в очередной раз уговаривают её соцработники.
— Вера Даниловна, езжай на зиму туда, — поддакивает Валерий, — весной вернёшься, тепло уж будет.
— Не-ет, наездилась. Никуда я не поеду, — упирается гражданка Трушникова. — Уеду, и паласы утащат тут, дом без присмотра останется, часы вон даже под подушку прятаю, — кивает она на видавший виды будильник. — Главное, что Костя попался мне.
— А если уйдёт?
— Ну так помощницу надо. Воды принести, ведро вынести, в магазин сходить. Варить сама могу. Печку сама растопляю. Дрова могу сама закинуть. Нормально. Так и буду тут всю зиму сидеть.
У сотрудников Комплексного центра для Веры Даниловны с собой обещанный подарок — инвалидное кресло, его привезли в багажнике машины. Клиентка сразу его тестирует — с поддержкой удаётся сесть в кресло первый раз:
— Спасибо, я хоть дома кататься буду. Нетрудно научиться — получится, — Вера Даниловна настроена оптимистично. В отличие от соцработников:
— Коляску-то мы привезли, но как она сможет на ней выехать — порог, трава. Только по дороге. Да и кто-то придерживать должен коляску, когда она садится. Можем определить её на полгода (в ожидании оформления в дом-интернат) в отделение временного пребывания. Такое есть в Камышлове, Байкалово — где место будет. Потом в дом-интернат. В Реже есть, например. Но с её согласия. А она, сами видите, отказывается.
Соглашается Вера Трушникова поехать только к врачу, чтобы получить заключение для «усиления» группы инвалидности. Документы на медицинское переосвидетельствование соцработники уже готовят, после чего увеличится сумма пенсии по инвалидности.
И помощница, которую просила Вера Даниловна, скоро у неё появится: через неделю женщина-инвалид будет получать обслуживание на дому.
Только все эти меры не решат проблем Веры Трушниковой, хотя участь её, наверное, облегчат.
…Валерий выходит проводить.
— Девочки, можно спросить: фундамент бы надо обновить, а у пана атамана нема золотого запаса. Стенку из досок показывал вам — сквозит изо всех щелей. Дом весь худой. Как она жить собирается… Мелочью не поможете?