Тоже дьякон, но деятельный
В своем произведении «Отрезанный ломоть» Дмитрий Наркисович так описывает жизнь села и своих родственников: «Жизнь в дедушкином доме точно застыла, как стоит тихо-тихо вода где-нибудь в речном омуте. Один день походил на другой, как походят монеты одного чекана. Не было больше ни желаний, ни надежд, ни особенных забот, а только стремление сохранить настоящее, как оно есть. Даже не было мысли о наживе и деньгах вообще, в чем так любят обвинять наше духовенство. О деньгах как-то было не принято говорить ни в Висиме, ни в Горном Щиту. Ещё в раннем детстве я задумывался над этим отсутствием всяких желаний и никак не мог понять причины. Для сравнения у меня перед глазами был покровский дедушка, Матвей Петрович, тоже дьякон, но человек крайне деятельный. Я его мало знал. Это был высокий, полный, седой, строгий старик с окладистой большой бородой. У него была большая семья, которую поднимать на ноги стоило громадных трудов. Одного дьяконского заработка, конечно, не хватало, и у дедушки была устроена в нижнем этаже его дома громадная столярная мастерская, дававшая возможность пополнять бюджет. Кроме столярного ремесла, Матвей Петрович занимался ювелирным делом. Вообще старик отличался деятельным характером и даже ходил на охоту. Так как дьякону запрещено это удовольствие, то старик брал с собой кого-нибудь из крестьян, давал ему ружье и так ходил в лес. И село Покровское не походило на Горный Щит – это было настоящее бойкое сибирское село (Ирбитского уезда), вытянувшееся по тракту на целых семь верст. Зимой, когда открывалась Ирбитская ярмарка, Покровское жило самой кипучей жизнью. День и ночь тянулись бесконечные обозы, летели тройки с купцами и т.д. В доме Матвея Петровича было всегда и людно и шумно, особенно когда собиралась вся семья. За стол садилось человек по двенадцати. Была жива и бабушка, но я ее совсем не помню, а помню только красивую и бойкую тетю Душу, красивую девушку, которая наполняла веселой суматохой весь дом. Особенно я любил, когда красавица Душа (уменьшительное от Авдотьи) что-нибудь пела своим светлым девичьим голосом. Дедушка Матвей Петрович был строг, и все его боялись, за исключением одной Души».
Матвей Петрович был активным участником открытия в селе школы в 1843 году. Скончался он в 1861 году и, вероятнее всего, похоронен в Покровском.
Судьбы Маминых
Интересна судьба представителей другой ветви Маминых. Петр Дмитриевич, в конце 19 — начале 20 веков был священником в селе Шмаковском, а когда в 1906 году был открыт храм в Большом Трифоново, он перевелся туда. В селе активно помогал в строительстве школы, да и сам учительствовал. Им же было освящено и будущее артемовское городское кладбище.
В 1917 году Петр Дмитриевич отказался от сана священника и вступил в партию большевиков, его назначают на должность председателя комитета общественной безопасности Егоршинского железнодорожного района. В 1918-1919 годах Петр Мамин находился в подпольной организации города Тавды.
По некоторым данным, его брат, Василий Дмитриевич, служил священником в селе Огнево и во время гражданской войны стал организатором отряда Белой армии, за что впоследствии был осужден и расстрелян представителями советской власти.
Отрава из Покровского
Были у героев Д.Н. Мамина-Сибиряка и прообразы из наших мест, об этом в свое время не раз упоминал А.И. Брылин. Например, крестьянка села Покровского по фамилии Абакумова стала Отравой в одноименном очерке.
Дело тут в том, что в реальной жизни эта крестьянка была большим знатоком различных трав и в 70-х года 19 столетия отравила трех своих мужей и двух мужей дочери, ну и, вероятно, некоторых мужей своих землячек. За что была осуждена и отправлена на каторгу.
Судьба этой героини довольно трагична.
Вот как Отраву (Анну Парфеновну) описывает автор: «В запертой на железный болт двери проделано было квадратное отверстие, куда я заглянул. Антоныч услужливо посветил своим сальным огарком, направив полосу света на «содержимых». Холодная представляла узкую грязную комнату с одним окном, заделанным массивною железною решеткой. На полу валялась грязная солома. Отрава, сгорбленная старуха лет семидесяти, сидела на единственной скамейке, по-бабьи подперев голову рукой. Сморщенное старушечье лицо глянуло на нас тусклыми, темными глазами, обложенными целою сетью глубоких морщин. Отрава нисколько не смутилась нашим появлением и только равнодушно пожевала сухим беззубым ртом…
…Молчаливая, точно застывшая фигура Отравы произвела на всех импонирующее впечатление, за нею, вот за этой семидесятилетнею старухой, что-то стояло страшное и внушительное, что знала она одна и что давало ей силы».
А причиной ареста крестьянки-травницы стал следующий случай.
«…Тогда-то бабенка Анисья, не ладившая с мужем, пришла к Отраве и попросила средствия; Отрава приняла подарки, порылась в своей лаборатории и вынесла необходимую специю в кабацкой посуде. Бабенка Анисья вместе со средствием получила подробную инструкцию, как ей орудовать, но постаралась и двухнедельную порцию выпоила мужу в сутки. Дело происходило на покосе, в страдное время. У мужика поднялась ужасная «резьба», он катался с воем по земле и прямо указал на жену, что она отравила. Сбежались соседи по покосу, ребятишки ревели, Анисья потерялась и во всем повинилась следователю, выдав с головой Отраву».
Женщин арестовали и заперли в волостном правлении. А после отправили в Окружной суд и по приговору — на каторгу.
Как говорилось выше, это был не единственный случай отравления деревенских мужиков из всей округи. Вот что говорит об Отраве один из главных героев очерка.
«У ей, у Отравы у самой, было три мужа: всех стравила, а дочери-то, этой самой, Таньке, всего двадцать третий год пошел. И третьего мужа дотравит… Вторая у ей дочь, значит, выходит, солдатка Маланья, — ну, когда солдат выйдет в бессрочный, и его стравят. Солдат-то сойдутся с кузнецом Фомкой — муж, значит, Танькин, — и каждый раз говорят: непременно нас тёщенька на тот свет напрасною смертью предоставит. Ей-богу, сами говорят! А кривого Ефима кто уходил? Обязательный был старичок… А Пашка Копалухин? А другой Пашка, значит, зять Спирьки Косого?».
В конце рассказа этот же герой жалеет о том, что Отраву отправили на каторгу и рассказывает о её нелёгкой жизни и жизни ее односельчанок.
«Я насчет баб все… У Отравы три мужа было, и зверь к зверю: один косу оторвал вместе с мясом, другой поленом руку ей перешиб, третий кипятком в бане хотел сварить. Это как по-вашему? Тоже у дочери ейной, у Таньки: первый ребро Таньке выломал, второй скулу своротил… Взять опять Анисью, дочь, значит, Пимена Савельича, чего она натерпелась от мужа-то?.. Вышла она из богатого дома за голяка, потому как было по девичьему делу с изъяном… Он, муж-от, в первый же раз, как повели молодых в баню, ногами ее истоптал, а потом уж совсем озверел. Истряслась бабенка… Так оно и пошло у них наперекосых: мимо муж-то не пройдет, чтобы зуботычины не дать, при всем народе много раз за косы по улице таскал; а потом уехали на покос, у ней уж терпенья не стало. Все бабёнки-то, которым невмоготу, завсегда к Отраве шли, а та средствие свое представит и всему научит. Ну, мужикам все же опаска…»
Вот такая страшная деревенская история.