В 2017 году мы придумали и создали театр «МАСКАрад». Он должен был называться «МАСКЕрад». Во-первых, раньше вообще говорили «машкерад». А во-вторых, в том смысле, что «театр маске рад». Но оставили название попроще.
Первой поставили пьесу В. Ольшанского «Петух пополам». И наш передвижной театр начал колесить по дорогам Артёмовского, Режевского и Алапаевского районов. Когда по телефону я говорила «Добрый день! Вам позвонили из Артёмовского, театр „МАСКАрад“», то слышала в ответ удивлённое: «А что, в Артёмовском есть театр?!» Кое-кто отказывался нас принимать. Ведь нашими конкурентами были, помимо прочих, Ирбитский театр, Екатеринбургский ТЮЗ и такие же бродячие, как и наша, труппы, но из Москвы и Санкт-Петербурга. И слово «Артёмовский» некоторых отпугивало. Но те, кто нас увидел в первый раз, приглашали потом всегда. Так у нас сложилось уже регулярное сотрудничество, и мы продолжали расширять географию гастролей.
Работали мы спокойно, без пафоса, как сейчас модно говорить. Пафоса тогда было и так более чем достаточно. В России объявили Год театра. Ну и началось. Мы о себе не рассказали, это могло показаться частью общей шумихи. Для нас это было совершенно излишне.
Вскоре уже был готов и вышел на зрителя спектакль для взрослых «Неурочный день, или Компот для дальних рейсов». Только «вынули из печи» этот пирог, уже «наступал на пятки» второй детский спектакль «Василинка и речной царь» (по мотивам польских и белорусских сказок). А ещё немного погодя на осень-зиму мы уже припасли третий: «Шла лисичка по дорожке» (ассорти русских народных сказок). Впрок были написаны ещё две пьески. И всё это время, параллельно с двумя спектаклями, детским и взрослым, мы показывали литературно-музыкальную композицию «Русь деревенская».
Наглядная вещь — статистика, поэтому приведём некоторые данные. Всего за два неполных года мы сыграли 92 спектакля, из них 74 детских, 7 взрослых и 11 литературно-музыкальных программ. На площадке (в разных постановках) работали семеро актёров.
Работали ведь так, для души. Но скоро поняли, что пришло время реорганизации. То есть надо было окончательно расстаться со своими бюджетными должностями и заняться нашим делом по-взрослому. Морально мы к этому были готовы и наработки уже имели хорошие.
Но на нашем пути встали мировые катаклизмы под названием «двадцатый год». Вот тебе и «коту масленица», и бабушке «Юрьев день»! Зрелища под запретом. Но запреты для творческих людей — как масло для костра. Столько свободного времени! У актёров появились новые картины (двое из них ещё и художники), у меня новые пьесы и новый поэтический сборник, который я так и назвала — «Двадцатый год». Но без театра скучно.
А главное не только веселье. Отдача была колоссальная! Дети непосредственны, вслух выражают эмоции от увиденного, комментируют ход действия. На каждом спектакле новые перлы «устами младенца». Да и у нас самих уже скопилась порядочная коллекция актёрских баек. И богатейший багаж для души!
Сыграли как-то вечерний спектакль, раскланялись, выслушали аплодисменты, все «Браво!» и «Молодцы!». Ушли за ширму, стоим, ждём, когда публика разойдётся. А публика с места не двигается. Минуты три тишина, а потом голос: «Девочки, нам так уходить не хочется! Выходите к нам, давайте пообщаемся».
В другой раз то же самое, вызывают из-за кулис, расспрашивают — кто мы, откуда, где нас ещё можно посмотреть. Выходят из зала, глаза платками вытирают: «Ой, девчонки, всю душу разворошили!»
И здесь же момент был интересный. Спектакль начинается с того, что моя героиня выходит и начинает раскладывать продукты и вещи из сумок и пакетов. И сама себе под нос что-то комментирует. Потом начинает петь песню. И люди из зала стали подавать мне реплики, разговаривать со мной. И песню подхватили. Они не поняли, что уже действие идёт. (Хотя сигнал к началу прозвучал). Думали, что я площадку готовлю, раскладываю реквизит для актёров. А я-то им в ответ ни слова, и вдобавок выходит моя партнёрша и мы ведём диалог с ней. Поняли и зааплодировали.
В «Обуховском» переодеваемся за кулисами после «Руси деревенской», вдруг — делегация, и со слезами! Хохотали над сказками да частушками, а теперь плачут! Можно, говорят, мы вас обнимем? Ну, можно, конечно. Ничего, что я босиком стою на полу и шпильки во рту.
И всегда фото со зрителями на память. От пота мокрые до нитки, с ног валимся, но позируем до последнего. Зрители — это святое. А самая главная награда — это фраза «Приезжайте ещё!»
Спрашивают, будем ли мы снова работать? Зрители определённо в нас верят. Не хочется обманывать ожидания тех, кто узнал нас и успел полюбить… Но этот вопрос не к нам. Человек предполагает, а Бог располагает. Всё может быть, всё может быть…
***
Стихотворение из сборника Н. Гладкой «Двадцатый год»
Театр
Правит муза Мельпомена
Пыльным княжеством кулис.
Рампа, маска, авансцена,
Зал, премьера, бенефис.
Репетиция, гримёрка,
Прима, занавес, аншлаг,
Плач в партере, смех в галёрке,
И дебют как первый шаг.
Бесконечна эта пьеса,
И прекрасен этот мир.
Не теряет интереса
Зритель, и его кумир –
Мэтр заслуженный, и юных
Инженю беспечный рой.
В этих ярких, в этих чудных
Сказках с пёстрой мишурой.
Окрыляют и уносят
В неизвестные края,
Где-то лето, а то осень,
Где-то небо, то земля.
То веселье, бал, бравада,
То печаль, тоска и боль.
Чья-то жизнь с тобою рядом
И беседует с тобой.
И душа то затрепещет,
То замрёт, дыша едва.
Стоя зритель рукоплещет,
«Браво!», «Бис!» — летят слова.
Плачь, Пьеро! Пой, Коломбина!
Смейся, вечный Арлекин!
Мир чудес дарить в картинах
Может лишь театр один!
