Трудовой фронт
Набиулла Габдель-Нафиков родился 25 января 1903 года в Турции. У родителей было семеро детей, но нельзя сказать, чтобы семья нуждалась. По крайней мере, один из братьев работал врачом. Но слава артёмовских шахт была такой громкой, что работать ехали даже из зарубежья. Воспоминаний осталось мало, наш герой был немногословным человеком. Набиулла приехал в Артёмовский со старшим братом, который в итоге не захотел остаться работать в шахте, а вот младший отдал этой работе всю трудовую жизнь, до самой пенсии, и ещё несколько лет был забойщиком на шахте «Ключи».
Награды шахтёра впечатляют! Орден Ленина, Орден Трудового Красного Знамени, звание «Почётный шахтёр Министерства угольной промышленности восточных районов СССР», медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне», «Тридцать лет Победы в Великой Отечественной войне».
Фания Набиулловна рассказывает следующее.
— Отец вспоминал: «Иногда работаешь и подумается: наверно, на войне воевать, и то лучше». По колено в воде работали забойщики. А аварий сколько! О детстве говорить не любил: «Зачем тебе, дочка, голову забивать?» А ещё фотографироваться не любил. Телевизор смотреть некогда было, газеты только читали. А отдушиной были прогулки в лес, за грибами, ягодами, берёзой.
Среди материалов Артёмовского исторического музея хранится выписка из Книги почёта шахты «Ключи». В ней сообщается, что Набиулла Нафиков, «забойщик участка № 3, работает на шахте с 19 августа 1930 года. За успехи, достигнутые в социалистическом соревновании занесён в Книгу почёта шахты 25 августа 1948 года. Годовую норму за 1947 год выполнил на 117%». Но приведённая там же статистика показывает, что норма перевыполнялась регулярно, в некоторые месяцы до 168%!
Семейный тыл
Мама моей собеседницы, Назия, родилась в Казани. С будущим мужем они познакомились здесь, в Артёмовском. Её работа — воспитывать одиннадцать детей, девятерых сыновей и двух дочерей (Фания самая младшая), и вести огромное хозяйство. Корова, телёнок, жеребёнок, овечки, куры, индюки — супруга тоже перевыполняла свою норму труда, и здесь проценты посчитать невозможно.
В домах по улицам Банковской и Ленина тогда жило много шахтёрских семей. Возле домов — двухэтажные сараи, где предполагались секции для каждой из квартир. Но соседи не пользовались ими и отдавали семье Нафиковых. Те же использовали их по полной. На втором этаже лежало сено, покосный участок семье выделили в районе Кировки. Каждый из детей отвечал за какую-то животину. Фания ухаживала за индюками. Жеребёнок был на попечении одного из братьев. Однажды во время выгула он вырвался из рук пастушка и убежал на площадь Советов. 13-летний мальчишка не мог его поймать, но помог прохожий мужчина. Коровка была очень щедра на молоко, хватало и большой семье, и соседи охотно покупали, даже известные в городе граждане с улицы Коммунаров. Кормилица тоже перевыполняла норму! Ещё ребята заготавливали берёзовые веники и сдавали их в банно-прачечный комбинат.
Роковая случайность
Взрослыми разъехались кто куда. Трое жили в Узбекистане, один в Израиле, двое в Казани. В Артёмовском осталась только Фания, она и провожала родителей. Набиулла Габдель-Нафиков прожил 81 год.
— Отец бы ещё жил. Здоровый и сильный был. Роковая случайность в хозяйстве, проколол палец на ноге, началась гангрена. От операции отказался, не захотел инвалидом ходить, сгорел за десять дней. Мама пережила отца на два года. И сейчас уже никого нет, ни братьев, ни сестёр. Благоустроенную квартиру отцу так и не дали. В администрации всё обещали: «Дадим тебе, дедушка, дадим!»
Что ж, орденоносцев, видимо, много, а квартир мало. На всех не напасёшься.
Как папа
О себе моя собеседница рассказывает неохотно, приходится выбирать между строк. А выбрать есть что! На радиозаводе отработала 45 лет, семь из них — мастером большой бригады. Всю жизнь во «вредном» цехе № 6, на одном месте:
— По дороге домой, в автобусе, сразу нас отличали, где работаем, — одежда пахла пластмассой.
Медаль «За трудовую доблесть», два знака «Ударник IX пятилетки», ветеран труда федерального значения.
Смеётся:
— Я вся в папу! Когда ещё была рабочей, норму дадут, которую до 5 вечера надо сделать. А я до 12-ти уже всё сделала и беру завтрашнюю норму, делаю. Мастер возмущалась: «На тебя работы не напасёшься!». Делала две нормы, старые рабочие порой обижались.
— Фания, вы знаете сейчас татарский язык? — спрашиваю собеседницу.
— Теперь уже только понимаю. В семье, в детстве, говорили и знали язык. А сейчас поговорить не с кем, для сохранения родной речи нужна практика.
Уходят родные языки, уходит желание и способность ударно трудиться, создавать большие семьи… Что же остаётся? Видимо, только память. Сохраним хотя бы её.
