— Как вы ощущаете свои семьдесят лет? Годы – это груз?
— Нет, груза не ощущаю. Семьдесят лет пролетело – даже не заметил, как. Как один день. Может быть, потому, что так сложилось: у меня не было потрясений в жизни. Есть некоторое сожаление, что уже семьдесят. Казалось бы, и силы есть, и возможности, но в то же время отдаю себе отчёт, что впереди осталось не так много.
— Часто детство вспоминаете?
— Оно даже больше отложилось в памяти, чем некоторые взрослые годы. Вспоминается детство послевоенное – голодное, холодное. До сорок седьмого года всем сложно жилось. В округе жили всё женщины-одиночки. У кого мужья на фронте погибли, многие молодые остались служить, вернулись позже. И вот мне было лет шесть, я дружил с мальчиком, который через дом жил. И мы с ним зимой взялись помогать этим одиноким женщинам. У нас были санки, коробок сплетённый. И мы снег вывозили, снега тогда навалило много, а дворы были открытые, убирать его женщинам было некогда. Друг мой простудился – одеты-то были плохо, заболел воспалением лёгких и умер. Такие морозы тогда стояли, что иногда и на улицу выходить было нельзя. Или это только в детстве так казалось?
Речка вот по Набережной тоже тогда казалась широкой, глубокой. Особенно мы любили, когда воду сбрасывали с ЕГРЭС, потом резко шандоры закрывали, и в лужах оставалась рыбёшка, которую мы пытались поймать. Даже щуки в эти ямы попадали.
Всё лето гоняли в футбол. Ходили в походы, соберёмся – и пешком вдоль Бобровки, Ирбитки. Рыбачили, иногда уходили не на одни сутки. Родители не сдерживали нас, считали: надо становиться мужчинами.
— Сколько детей было в семье? Кем были родители?
— Четверо детей. Две сестры, я и младший брат. Отец работал геологом. Дома почти не жил: разъезды, командировки. Мать из-за такой его работы в основном сидела дома. Умер отец рано – сказалась работа беспокойная, нерегулярное питание, постоянные простуды. Во время войны он разбуривал Волчанское месторождение угля, до войны бурил Магнитку. На фронт его не взяли, специалисты-геологи нужны были здесь: три раза его призывали и три раза обратно с вокзала отправляли. После войны отец был награждён орденом Трудового Красного Знамени. Тогда ордена давали тем, кто воевал. А кто трудился, тех не особо поощряли. Но тут, видимо, посчитали, что заслужил. Кстати, мой отец был первым, кто разбуривал Покровско-Липинское подземное водохранилище. Приехал тогда и говорит: столько воды нашли высочайшего качества – на много лет её хватит городу.
— Какой главный урок вам преподали родители?
— Главное наставление, наверное, от отца получил: не обязательно в жизни совершать подвиги (подвиги единицы совершают), а вот подлости совершать не надо.
— Почему в профессии не пошли по отцовскому пути?
— Я пошёл. Год отработал после школы в геологоразведочной экспедиции. Но в то время начала развиваться очень бурно машиностроительная отрасль, машзавод развивался, радиозавод, а геологоразведочные работы вроде бы хотели свернуть, потому что много запасов уже было разведано к тому времени. Мы с друзьями решили поступить в Алапаевский станкостроительный техникум. После защиты диплома, в 62-м, женился. Ну и распределились мы с женой в Свердловск. Она на турбомоторный завод попала, а я – на ювелирно-гранильную фабрику, в цех обработки якутских алмазов. Да, приходилось держать в руках, гранить бриллианты. Потом меня избрали комсомольским секретарём фабрики. Потом пришлось уволиться: должен был появиться ребёнок, а условия были плохие – снимали комнату в частном доме. Да и мать здесь осталась одна, младший брат тоже поступил учиться – в Алапаевск, по моим стопам. Приехали и сразу на радиозавод поступили. Я там отработал 17 лет. Был начальником одного из самых крупных механических цехов, замначальника производства радиозавода, секретарём парткома завода. А с 1981 по 1991-й год был сначала вторым секретарём горкома партии, потом первым. Я последний первый секретарь городского комитета партии.
— Бывшие радиозаводчане болезненно сегодняшнюю ситуацию с ЕРЗ переживают. Вы, когда новые неприятные известия о радиозаводе приходят, о чём думаете?
— Это было предприятие с высочайшей культурой производства, высокотехнологичное. И ни в коем случае нельзя было его акционировать. Об этом говорил директор Моркин, который очень хорошо понимал ситуацию. Но в то время всё пущено было на самотёк. На заводе появились люди, которые развернули кампанию акционирования. Собрания, митинги. «Моркин, ты такой-сякой, уже устарел, не понимаешь». В том числе и Манякин приложил к этому руку. Что в результате? Акционировались – на завод частный капитал зашёл. А кто частному капиталу даст изготавливать секретную продукцию? И всё. Оборонного заказа не стало. А завод на 70% на нём жил. Такой же радиозавод в Каменске-Уральском не акционировался. Сегодня он – государственное предприятие, имеет заказы стабильные, работу. Предприятие сохранило лицо. Наш радиозавод своё лицо потерял. Сейчас, чтобы он возродился, нужны оборудование и кадры – причём радисты, а не вязальщицы жгутов.
— Такая же участь постигла и Артёмовскую ТЭЦ?
— По сценарию – то же. Только здесь инициатива была руководства предприятия. Ни в коем случае нельзя было уходить в ООО. Ушли, потом это ООО продали другой компании. И Артёмовская ТЭЦ сейчас влачит жалкое существование. Объяснения, что она была убыточной, по сути неверные. Убыточная по себестоимости, но она всегда была филиалом и Свердловэнерго, и ТГК-9. И в целом энергосистема убытков не приносила. Ну, добавят Екатеринбургу тариф на 1 коп. – этим и покроют все убытки АТЭЦ. Можно было бы не допустить такой ситуации, если бы всё делалось открыто, если бы знало правительство области, что ООО создаётся, если бы администрация города вмешалась. У частного капитала забота одна – извлечение прибыли. А какая прибыль у Артёмовской ТЭЦ? Вот и встал вопрос о банкротстве, продаже имущества, что допустить нельзя. Нужно найти правильный выход, отдать пока в аренду госпредприятию. Дальше, я думаю, будет решаться вопрос о выкупе основных фондов Артёмовской ТЭЦ.
— В 1991 году наша страна отказалась от КПСС. Вы тогда были первым секретарём горкома партии. Сегодня, почти через 20 лет, как вы оцениваете: нужен ли был этот шаг, полезен для России?
— Я был делегатом 28 съезда КПСС в 1990 году. И тогда уже в перерывах мы, курящие делегаты, собирались вокруг Лебедя, спорили о том, какое будущее ждёт нашу партию. Уже было понятно, что партия не может дальше так существовать: буквально за всё, что в жизни общества делается, берётся, везде пытается рулить. Лебедь и с трибуны съезда говорил о необходимых переменах. О том, что надо больше дать свобод органам власти, особенно на местах, демократию развивать. Если бы в то время прислушались, действительно пошли на реформирование партии, тогда, может быть, реформы проходили бы в более спокойном русле, не доводили людей до такого состояния, в каком они оказались в 1991, 1992, 1993 годах. Тогда вся промышленность встала, заработной платы не получали. В условиях шоковой терапии партия уже не способна была решать вопросы, потому что практически изменился политический строй. Был я делегатом и учредительного съезда КПРФ, но я в КПРФ не вступал и из КПСС не выходил. Просто КПСС себя изжила, тем более что не стало и Советского Союза. Я думаю, с этим были согласны многие, потому что было 19 миллионов членов КПСС, и вдруг партия закрывается и …спокойствие.
— Вам ставят иногда в упрёк, что вы занимали первый пост в КПСС и сейчас остаётесь на первых местах в «Единой России». Логика, говорят, непонятная.
— Ну почему не понятная? Просто я в оппозиции никогда не был. Я считаю, что здоровая оппозиция где-то в парламенте нужна, безусловно. А я по жизни ищу место, где могу больше пользы принести людям, что-то конкретно сделать. Я читал Устав «Единой России», программу. Это примерно то же, что и КПСС, если бы она реформировалась, то есть демократия внутри партии и поменьше вмешательства в дела хозяйствующих субъектов. Поэтому я вступил в партию. А на первых ролях в «Единой России» я оказался после того, как закончил свою трудовую деятельность на Артёмовской ТЭЦ. Работа не оплачиваемая, чисто на общественных началах.
— Вы всегда были заняты на работе. А на детей время оставалось? У вас два таких успешных сына – как вы их воспитывали?
— В любой семье главное воспитание – это пример. Там, где отец, мать внимательно относятся к детям, редко вырастают оболтусы. Мне особо и некогда было заниматься воспитанием, в основном занималась жена Ида Петровна. У меня работа была напряжённая, допоздна, в горкоме партии ни одной субботы не было, только вечерами успевал увидеть, что дети живы-здоровы. Правда, когда удавалось, выезжали на природу, на речку, в лес. Старший сын и сейчас готов куда угодно сорваться, подальше в отпуск уехать, чтобы отвлечься от домашних дел. Младший больше к дому тяготеет.
— Какие качества вы больше всего цените в женщине вообще и в жене в частности?
— Терпимость и понимание. Это важные качества – женщина должна понимать и прощать. Ну и главное в семье – это любовь, конечно. Всё остальное потом.
— Какие подарки хотели бы получить на юбилей?
— Да я как-то о них не думаю. А в жизни мой подарок – это жена, мои дети, внуки. Я переживаю за всех, особенно за внуков. За них даже больше, чем за детей. Внуки – это наши друзья, они больше тянутся к нам, больше открываются нам, чем родителям. И я считаю, что это здорово – заслужить доверие внуков.
— В Интернет похаживаете?
— Бывает. Новости читаю, полезную информацию.
— Чем ещё на досуге занимаетесь?
— Я задумывался над тем, чем буду заниматься, когда пойду на пенсию. Я развёл пчел. Это моё новое увлечение, мне оно очень нравится. Когда возишься с пчёлами, успокаиваешься, отключаешься буквально от всего.