Когда маршрут высшей категории
В те годы карт приграничных районов не было вообще, а потому путешественникам пришлось идти по фотографиям кроков (набросков местности), сделанных самим Владимиром Клавдиевичем, которые хранились в музее Владивостока. Пройти этот путь, замечает собеседник, «вовсе не романтично, а довольно тяжело, даже если ты в юности был крепким деревенским пацаном и бредил Арсеньевым». Квалификационная комиссия Свердловской области оценила этот маршрут по пятой — высшей — категории сложности, а значит и подготовка требовалась серьёзная:
— Мне пришлось пройти поход от Денежкина камня до Конжаковского в качестве руководителя, чтобы подтвердить квалификацию. А в Уссурийском крае нашу группу возглавлял М. К. Владимиров — легенда нашего города, основатель турклуба «Горизонт», внимательный, чуткий педагог, очень строгий в походах… Самолётом мы долетели до города Артём, затем доехали до Владивостока, теплоходом по Японскому морю до Кхуцина, а там — в дебри: до перевала Биамо — всё в гору, рюкзак около 40 кг: камеры от «ЗИЛа» тоже в нём, как же они нас потом выручили!
Шли по звериным тропам на четырёх ногах
Рассказать весь путь до перевала невозможно, продолжил Николай Николаевич, «дорог там, естественно, никто не проложил — шли по звериными тропам»:
— А зверь куда идёт? Где можно поесть и попить, так что порой была тропа в нужном направлении. Но вот тропы не стало. А тайга там лиственная, заросли — обыкновенные джунгли. Махнешь топором два раза — сделаешь один шаг. Короче, хватили радости до перевала «по самые ушки». Но вот и перевал. Иду первым. Всё, кажется, не могу совсем. Ноги трясутся, спина вовсе не моя. Край. Становлюсь на четвереньки, до перевала-то метров двадцать, остановиться — будет ещё трудней. Выползаю. Оглянулся — вся группа тоже «на четырёх ногах»! Ох и смеялись после: оказывается, все мечтали опереться и на руки, но каждому стыдно было встать на четвереньки первым! Но после перевала стало легче, путь пошёл под горочку, тут уж главное не запнуться.
А дальше туристы спустились к бассейну реки Бикин, на приток Улунга. Там построили плот и на плоту дошли практически до границы:
— Вот легонько сказать — построили. Нужно же бревен нарубить, а в тайге мошкары — тьма! Оборачивались марлей в два слоя и — бегом работать. А гнус всё равно пролезал и грыз до опухоли. Впервые узнал, что такое наказание Божие. Зато с конструкцией плавсредства вопросов не было: у руководителя Владимирова был опыт строительства подобных сооружений, да и дома мы продумали, как это всё будет. Ну и, конечно, все же мы деревенские и с топором да пилой знакомы близко, только успевай, командуй.
Виды, медведь и спортдостижения
У каждого участника, по наблюдениям Николая Николаевича, получился свой взгляд на путешествие: охотника, рыбака, фотографа. Но даже когда «рюкзак в походе прижимает к земле, а фуражка — с козырьком», а обзор сужается до видов под ногами, дальневосточная природа исправляет этот факт и настраивает на поэтическое восприятие мира:
— Запомнилось устье речки Биамо — склон метров двадцать высотой, вроде каменной реки, а по нему вода, чистая, хрустальная, журчит, будто живая. Да вообще какая там природа! Клён, граб, бук, вяз, кедр, ольха, дикий виноград, каменная берёза, бархатное дерево, шиповник — да и не перечислить всего! Вот сколько нужно зверей, чтобы протоптать такие тропы? А лист же падает каждую осень, так что ступаешь и по колено в сухой лист, а там еще вполовину гнилой, прелый. Ногу еле вытаскиваешь. Кеды выдерживают 70 — 80 км, и — в клочья.
А ещё Уссурийский край пробуждает в человеке скрытые силы и способности. Во всяком случае, опытный охотник Кожемякин на себе это испытал:
— Вот поднимались к перевалу, а на пути — кусок скалы базальтовой. Я первый шёл, с ружьём всё-таки — выхожу из-за камня этого, а на тропе медведь сидит и лапы, как руки, свесил. Я только помню, как нос у него мокрый — «пш-пш-пш» — двигался. И вот он сидит, а я поворачиваюсь, и у меня такая мысль: вот до чего меня за три с половиной года в армии выдрессировали, что даже в этой обстановке через левое плечо кругом поворачиваюсь. И задал стрекача! На счастье, медведь не видел меня бегущего, а то обязательно догнал бы. Григорий Михайлович Некрич встретил меня с удивлением: как грамотно я бегу, как ставлю бедро. Ребята потом говорили, что рюкзак меня не догонял, видно ускорение было знатное.
Добро — упорным и внимательным
После один охотовед из Кхуцина выдал артёмовцам интересную информацию: самое страшное в тайге — не медведь (он всегда от человека уйдёт), а — стадо кабанов, которые если ринутся стадом вперёд, то всем, кто на пути, несдобровать:
— И нельзя было ему не верить. Этот с виду негеройский человек ежегодно ходил на медведя с ножом. А как о нём говорили местные охотники — такое уважение просто так не даётся! Ну, а мы пропитание добывали рыбалкой. Вот Левченко Миша из Полевского уже на другой стороне перевала, в одном из притоков Улунги, увидел рыбу, да кааакую!
Тихонько отшагнул (и нас не пустил туда, мы даже воду набирали в другом месте), всю ночь плёл что-то из своих лесок, а утром пошёл, как он сказал, «обманывать ленков». Первую плетёнку они откусили. Но опыт взял своё: в улове — рыбки чуть более метра росточком. А как Миша их нёс! Хвосты по земле волочились!
Вообще «тайга упорным и внимательным завсегда добро даёт», уверен Н. Кожемякин, а «завистливых и нечестных не любит»:
— В тайге, нельзя сподличать, чужое взять, даже просто взять у природы больше чем тебе нужно, больше чем съесть можешь. Скажем, попалась нам на пути изба охотничья с немудреными запасами, рыба соленая, дрова, продукты. Рыбину одну мы, конечно, съели, но и от своих запасов кое-что оставили, дров накололи и записку написали. Вроде бы ничего особенного, а вот как к Бикину вышли, то на Красном Перевале местные охотники уже об этом знали и встретили нас как своих!
Спасла проницаемость плота
Были в походе и испытания, где без опыта, мужества и сплочённой работы никуда. Так, путешественникам пришлось познакомиться с «норовом» местной реки. Отправившись по Бикину в сплав, они смогли «наконец-то выпрямиться, переложив громадный рюкзачище на деревянные плечи плота». Плот, объяснил собеседник, «представлял собой деревянную раму, в которую вставлены восемь накачанных автокамер, а сверху вся конструкция забиралась решеткой из тонких жёрдочек»:
— Вот эта проницаемость и спасла, по сути, нашу группу, не дала плоту перевернуться… Река в ширину сначала метров 50-80, течение плавное — просто чудо. А потом слева — сопка, справа — сопка, дальше резкий поворот русла, между берегами уже метров 30, да ещё метров 20 русла перегорожено заломом (нагромождением принесённых течением деревьев). И вот у нас на глазах спокойная, красивая, ласковая вода превращается в бешеную ревущую струю, которая со страшной скоростью стремится в проход — дырку. А нужно помнить, что плот длиной восемь метров, да греби по семь метров, рулить на нём можно только вправо или влево, это не байдарка. Таких заломов на Бикине пришлось пройти пять штук. И каждый — как прыжок в чистилище.
После, заметил Н. Н. Кожемякин, документацию по этому походу М. К. Владимиров отправил в столицу, а «москвичи решили воспользоваться этим отчётом, но пошли на сплошном плоту и на первом же заломе наткнулись на преграду»:
— Плот создал водяной парус и буквально встал на дыбы. Представьте себе, 8 метров брёвен поднимаются перед вами и опрокидываются. Надо сказать, крепкие ребята были, выскочили на залом. Потом местные охотники подобрали их случайно. Мы об этом узнали через 2 года.
Самое главное чудо — люди
Уникальным опытом для артёмовской команды стал опыт общения с местными жителями. По словам собеседника, самым главным чудом этого путешествия стали люди. Например, «необыкновенной красоты создания девушки-ороченки (только почему-то красота эта держится лет до 40)». А какой «человечище Егор Консуга — отвоевал снайпером финскую, германскую, японскую, никогда не стрелял из стеклянной мушки и в свои 60 с хвостиком видел дикушу (рябчика) в лиственной тайге за сотню метров». А удивительные «охотники и рыбаки нанайцы — всю жизнь они проводят на воде, и ни один не умеет плавать (такие правила религии). Это открытые, добрые люди, не испорченные цивилизацией, со своей мудростью, опытом и обычаями».
Каждый человек это отдельная история, подытожил Николай Николаевич, а оглядываясь на пережитое в Дальневосточном крае, сказал, что считает себя счастливым человеком:
— Ещё бы, мне удалось осуществить мечту детства, хоть немного пройти по следам Арсеньева, да ещё по его крокам. Сегодня уже под восемьдесят — и что? Уссурийская тайга — вот она. Такое не забывается.
