Ни на скромную жизнь…
— Зовут меня Августа Егоровна Лисофенко. Родилась в Омской области, в селе Ново-Карасук, в 1927 году, второй из четверых детей в семье. Жили в деревне, работали в колхозе и даже не знали, что такое паспорт. За работу ставили трудодни. Закончила семь классов школы, училась на пятёрки. Хорошая память была, и удавалась особенно математика. В четвёртом классе уже преподавала математику. Учитель был приезжий, только тетрадки проверял. А я задачи писала, кому скажу — идут, решают.
Ни на войну…
— Война началась. Мужиков всех в армию забрали, остались один старичок да наш отец, у него, как у тракториста, была бронь. Он всю работу и делал, дома мы его не видели. Стариков отправили в Омск, шить обувь для армейцев. Три гектара было земли, пахали, сеяли лён. Деревня новая, отделились от Карасука, за два года до войны поставили мельницу, пилораму, подсолнечника много сеяли, давили масло, отправляли в фонд обороны. Но всем колхозникам выдавали масло. Лошадей колхоз выращивал, тоже на фронт. А быков оставили, чтобы поголовье держать. Табак заготавливали. Никто не хотел этим заниматься, маме поручили. Она и хлеб пекла трактористам, и телят выхаживала. Их осенью по домам раздавали на выкорм и подросших снова в колхоз возвращали. Моя сестра с 1925 года, её призвали в армию. Двенадцать человек было в деревне этого возраста, и всех сразу забрали. Учились три месяца и отправлялись на фронт. Девчонки-то связистками, санитарками. Сестру мою отпустили домой ради хозяйства и колхоза.
Ни на юный возраст…
— Озеро Талы-Куль большое, пятьдесят километров. Когда ветер поднимется — волны, как на море, до деревни доходит вода. Пахали на коровах, она борону тянет, ты её только прутиком направляй. Примерно с полкилометра от деревни, этой работой дети занимались. Ну не трудно ведь, да и привыкшие, школьники на учёбу ходили за три километра в старую деревню.
И вот как-то я боронила. Началась буря, ударила молния и попала в борону. Корова упала, и я упала.
Поднялась, побежала за помощью в деревню. Корова немножко отошла, но с той поры ребят одних не оставляли боронить, женщины стали ходить.
Ни на крушение мечты…
— Надо учиться ехать, это за сто километров. У нас никаких документов нет, из колхоза никого не отпускают. Мама поехала в район, чтобы достать документы хоть какие-нибудь. Сделали бумагу, с ошибкой, правда, но всё-таки. Поехала в Называевку, в школу. Документы мои посмотрели — все кругом пятёрки. А уже сентябрь прошёл, все уже учатся и мест нет. Пошли работу мне искать. На почту, почтальонкой вроде бы. Посмотрели на меня — ну и как ты будешь сумку носить? Росточком-то маленькая, не под силу. Сможешь? Нет, говорю, не смогу, тяжело. Устроили меня в бюро претензий. Год я проработала, одиннадцать раз повестки приходили, чтобы я на учёбу ехала. Начальник отделения меня отстаивал: «Что вы ребёнка заставляете? Она работает как следует, у нас дел непочатый край!» Я написала заявление, приложила документы и отправила посылкой в техникум. А сентябрь уже опять подходит. Сорок второй год. Ну всё, думаю, никуда меня не примут, на ФЗО заберут (школа фабрично-заводского обучения — прим. авт.). И пришёл ответ: вы зачислены без экзаменов на первый курс. Это на агрономов, раз мы в деревне жили. Мне учиться очень хотелось, пусть хоть где, память отличная была. Ну, хорошо бы математикой заниматься. Приехала домой. Пришли с сестрой на маслозавод, она сказала про меня, что я учиться буду на агронома. Начальник говорит: «Какая учёба? Война идёт». Осталась я дома.
Ни на суровые требования времени…
— Поставили работать инспектором по заготовке молока для армии. Дали мне в ведение одиннадцать деревень. Надо было их все обойти, зайти в каждый дом, проконтролировать и записать, что сдали государству триста литров молока с одной коровы, сто яиц. У нас две коровы было дома-то, мы шестьсот литров сдавали. Если свиней сам не держишь — купи шкуру и сдай. У каждой семьи надо было побывать раз в месяц и потом отчитаться. Велосипедов не было. Идёшь, ночь — не ночь, волки — не волки. Столько волков было, даже собак убирали от них! А надо было идти.
У меня в обязанность входило ещё носить газеты. Читала им, к кому ходила, слушали, плакали. А если видели, что едет мужчина верхом — значит похоронки везёт. Придёшь к которой, у неё дети, мал-мала меньше, она по полу катается, воет, во все стороны причитает. Я директору сказала, что к таким даже не подхожу с вопросами, не могу с них требовать. У кого муж погиб, с тех не брали.
Ни на вечную женскую необходимость — совмещать семью и работу…
— Война закончилась, я поехала учиться, три месяца проучилась — и обратно. Не смогла дальше. После войны столько погибших было, все почти, пришло домой мало — три человека. В том числе и мой будущий муж Иван Васильевич. Он закончил медицинский техникум, надо экзамены сдавать, а они с друзьями задумали ехать на Халхин-Гол. И год там прослужил, вернулся, сдал госэкзамены. Его направили фельдшером в Тюменскую область. Проработал пару месяцев, и война началась. Снова на фронт, добровольцем. Вернулся 30 декабря 1945 года. Комиссовали с очень тяжёлыми ранениями. Много наград, а осколков в теле — в разы больше.
Познакомились и я выкатила замуж. Дети родились, два сына. Не до учёбы. Я купила всю литературу по бухгалтерскому учёту, дома всё выучила и на трёхмесячные курсы съездила в Омск. Тоже всё на пятёрки закончила. Двойня моя дома с мамой моей оставались. Стала счетоводом сначала, потом главным бухгалтером. В район за 60 км с отчётами да насчитай всё. Все отчеты за председателя сама писала. Мужики большей частью неграмотные были, хоть и с фронта пришли. Детей у нас стало уже трое. А в хозяйстве всё держали, и коров, и овечек, и всё у нас было.
Ни на строгие правила советского кодекса…
— А тут совхоз организовался и меня туда пригласили. В торговлю, сельпо на мне было. Двенадцать лет проработала. Приехала как-то большая — на трёх машинах — комиссия из Омска. Всё закрыли и десять дней ревизия была, торговлю проверяли. Я знаю, что всё хорошо, а так переживала, на глазах даже отразилось. Почему нет результатов? А мне позвонили из райпотребсоюза и говорят: «Тебе путёвку дали, поезжай отдыхать в Омск, на культурную программу». И целую неделю нас там возили. А сначала вызвали отчитываться, я отчиталась. Думаю — что теперь будет? А мне вручают почётную грамоту «за полную ликвидацию растрат и хищений» и часы «Заря».
Жалко, что, в деревне когда жили, не было возможности сфотографировать, какие мы были, как жили. Тяжело было, потом вроде направились колхозы, получше жить стали. А их раз — и на совхозы переделали. Отец семнадцать рублей пенсии получал, а мама шесть.
Ни на пути и переезды…
— В Артёмовский муж вперёд уехал, устроился фельдшером на Буланаш. Как-то мне надо выбираться. А меня не отпускают и всё. «Мы на тебя бумагу оформили, будешь награждена». А я, говорю, и так уже награждена. Ну, отпустили кое-как. Здесь предложили работу директором новой столовой.
Муж говорит: «Куда тебе! Тебя запутают и ты ни слова не скажешь. Ни украсть, ни соврать не можешь!»
На собеседования ездила в «заготзерно», на железную дорогу. График работы не подходит. Куда я в командировки с ребятишками? А радиозавод тогда только устраивался. Взяли меня туда бухгалтером. Устроилась, смотрю — не по-моему. Как же вы, говорю, ошибки не найдёте? Так не пойдёт. Стала налаживать, сделала всё, как надо. И двадцать три года подряд проработала, до самой пенсии. Стала уже начальником расчётного отдела. Когда детский садик новый открыли, бухгалтера нет. Там ещё два года помогала негласно (официально нельзя было подрабатывать, даже если человек нужен). Успевала там всю калькуляцию сделать. Когда приведу дочку в садик, до работы бумаги отдам да и всё.
Ни на новые требования времени…
— Времена менялись, завод рос. Надо было переходить на машиносчётный учёт. Построили новый отдел, а специалистов нет. Я поехала в командировку на Украину, там такой же завод, как наш. Десять дней там училась, смотрела, что нам надо было. Много всего узнала. Потом в Петропавловске так же десять дней, в Омске тоже. Приехала, отчиталась, всё сдала. И пошла на свой отдых. Торжественно провожали на пенсию, в конференц-зале, наградили почётной грамотой с занесением в книгу почёта завода.
Ни на возможность пожить лучше и легче…
— Никогда не сидела без дела, сложа руки, всегда себе работу искала. Вот надо людям в отпуск, а с деньгами плохо было, в банке денег нету. Так я все цеха обойду, агитировала девчонок — давайте хоть по пятёрке, хоть по десятке на книжку. Грамота есть от сберкассы за это. Кровь сдавала безвозмездно, пять литров всего сдала. Тут тоже медаль. У меня первая группа, самая нужная. Когда в шахте авария случилась, много погибших было и раненых, за мной ночью приезжали — кровь сдавать.
***
…Задавать такому человеку вопрос — чем вы увлекались в свободное время? — по меньшей мере, смешно. Но всё-таки спрашиваю: «Августа Егоровна, когда уже вышли на пенсию, дети взрослые, всё уже устроено, тогда чем-то особенным увлекались?»
— Мы земли тогда взяли шесть соток. Девяностые годы напали, тяжкое время. Наберу несколько ведёрок ягод, по дороге домой всё раздам. Облепиху в Омск свезла, мне там масла наделали. Сколько людей этим маслом лечилось. Приходили, просили: хоть картошечку дай. Помогали овощами, и хлеба хоть по кусочку да отрежешь. А чё так-то сидеть, не будешь ведь. Думаешь — всё, уже сил нет. Ничего подобного, встаешь и опять делаешь. Семья у нас сейчас 24 человека. Все около меня. Трое детей, восемь внуков, девять правнуков. Почти все с высшим образованием.
«Ветеран Великой Отечественной войны», «Ветеран труда», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.», «Победитель социалистического соревнования» в 1973 и 1978 годах, восемь почётных грамот только с одного предприятия. Понимаю, какой ценой дались награды моей собеседнице, но как уместить это в простом газетном очерке? Целая жизнь человека героического поколения, этому нет цены. А она переживает только об одном: «Не надо, может быть, в газету-то? Зачем? Ну, если уж надо, попроще бы как-нибудь».
Как такое — и попроще? Тут надо книги писать, кино снимать! Как они жили, их трудом страна жила, и мы теперь опираемся на тот фундамент, который они укрепляли… Нет, я не стану пересказывать по-своему. Пусть останется рассказ Августы Егоровны Лисофенко таким, каким я его услышала.