Если подниматься до обобщений, то незамысловатый, на первый взгляд, наш разговор — о той цене, которую страна заплатила по итогам страшной войны, о судьбах, которые положила на алтарь Великой Победы.
Написать президенту самостоятельно Магире Шамильевна Матушкина не может — она неграмотная. Такой была её жизнь, не довелось научиться писать и читать. Учиться пришлось другому — держать удар, не сдаваться перед трудностями, побеждать их. У неё трое детей, внуки, много знакомых, которые тепло называют её тётя Маша, тётя Маруся, но она пришла за помощью именно в редакцию, потому что думает: журналисты лучше, чем кто-либо, расскажут Владимиру Путину то, что она должна ему рассказать.
И сейчас передо мной — вовсе не умудрённая жизненным опытом женщина, а маленькая Магире-Маруся, которая и во время войны выжила вопреки всему, и после победного мая 45-го жила очень несладко.
А точкой отсчёта для её горькой доли стала гибель отца.
Марусин отец
Марусин отец Шами Камалович Купров пропал без вести в 1943 году. На фронт его призвали из Баку в декабре 1941-го, а последняя весточка прилетела из-под Краснодара. Дочь десятки лет бережно хранит этот листочек бумаги: ветхий, бесчисленное множество раз политый её слезами, он для неё — крепчайшая нить, которая связывает с отцом. Хотя прочитать это послание она бы не смогла, даже если бы закончила школьную десятилетку. На листочке непривычные нам буквы — Шами учился в медресе, писать был обучен на арабском.
Всю свою сознательную жизнь она отправляла запросы в военные ведомства: хотела найти, где погиб и похоронен боец Купров. Однако поиски успехом не увенчались, информации в Минобороны для дочери пропавшего без вести солдата не было, хотя обращалась она к каждому новому министру — начиная с Гречко и заканчивая Ивановым. Тётя Маша ругает министров за безответственность и равнодушие. Не знаю, соглашаться с ней или нет, но только буквально в прошлом году место, где похоронен её отец, сумели обнаружить — сделала это волонтёр из Казани, к которой обратилась дочь Магире Шамильевны. После долгих поисков по архивам ей удалось получить вот какие сведения.
«Причина выбытия: погиб. Дата выбытия: 28.11.1943. Первичное место захоронения: Украинская ССР, Запорожская обл., Больше-Белозерский р-н, с. Незаможное, юго-западнее, 500 м, 4-й слева направо».
В общем, не пропал без вести — погиб Марусин отец.
Затруднения с поисками, возможно, объясняются тем, как военные писари отражали в документах татарское имя и отчество бойца: где-то он Шами, где-то Шамиль, Шамсутдин или Шамшутдин, в одном случае — Камалович, есть Камалетдинович, а ещё — Камалоутдинов.
В 2010 году нашей героине, кстати, пришлось через суд устанавливать факт родственных отношений с отцом, поскольку в её свидетельстве о рождении он был записан как Шамиль, а в архивной справке указан как Шами.
Так что путаница вроде и понятна. Но нашла же могилу опытный волонтёр из Казани, а вот сотрудники Минобороны на протяжении долгих лет почему-то никак справиться с этой задачей не могли.
Письмо отца тёте Маше переводили. Там он пишет и о ней. Шами всегда сильно беспокоился за любимую дочку, просил свою мать забрать её от мачехи, потому что опасался за здоровье и жизнь малышки.
Мать и мачеха
Маму Магире не помнит. И это тоже такая семейная трагедия, которая в итоге оставила её круглой сиротой.
Вообще по её непростой биографии можно географию изучать — столько точек на карте сменила она за своё детство и юность. От Москвы до самых до окраин — это про неё, а вот родилась Магире Купрова в самом центре страны, в Московской области, в посёлке Задонье. Говорит, что папа тогда, наверное, учился в медресе. Подобных учебных заведений в Подмосковье хватало в те времена.
Ей было одиннадцать месяцев, когда между её родителями пробежала чёрная кошка. Что именно случилось, она знает только по рассказам бабушки.
— Папа в колхозе работал, это когда мы уже приехали к бабушке. И вот его заставили тройку запрячь в сабантуй. Длинная арба, посредине доска, он насадил молодёжь, поехал. Подъезжает к матери: садись. Она ему грубо ответила: не понравилось ей, что там женщин много было. Ждать не стал: арба длинная, человек 20 там сидели. Она пришла на сабантуй пешком — 10 километров, отыскала отца, пощёчин надавала, отца забрали в КПЗ. Он вернулся и выгнал её: «Ты меня опозорила перед всеми». Она меня сначала забрала, а утром бабушка доить корову стала, смотрит, я лежу на крылечке, в одеяло завёрнутая, плачу. С этого времени я мать не знаю. Была она ещё когда-то, пыталась меня искать или нет — не знаю.
Мачеха появилась уже в Баку — соседка, которая жила через дорогу.
— Отец меня тискал, любил, а ей не по себе, видимо, от этого было. Ревнивая, видно, сильно была. Когда отец ушёл на войну, совсем невмоготу стало. Мачеха меня ненавидела, то сковородкой, то прихватом меня — сколько шрамов осталось, могу показать. Вот отец и написал бабушке: «Мама, поскорей забирай Магире». Бабушка поехала и забрала меня, года четыре мне было.
С бабушкой в Татарии
— С бабушкой жили в Татарии, в большой избе. Потом, когда я в коме лежала в 1947 году (почему у меня голова и болит всю жизнь), бабушка отдала отцовский дом брату. Нам всё равно не истопить было такой большой дом. Вдвоём жили — то крапиву соберём, то кизяк, сухару идём в лес собирать — лес-то рядом, орехи, вишни наберём, на рынок сходим. Никто особо не помогал.
Потом вспоминает: нет, помогали. Конечно, не постоянно, но всё же.
— У бабушки 14 сыновей было и две дочери. Одна-то сразу умерла, другая работала в шахте в Тульской области, она нам сахара такие большие комки присылала, шахтёрские галоши тяжёлые — их не поднять. У неё и своя была семья, две дочери. Помогала, но умерла рано. Когда лежишь, не спишь, сколько вспоминаешь… Дядя из Казани то ли приезжал, то ли приходил пешком. Сыр приносил. Ураза, нельзя, а я всё равно тайком отщипну. Ребёнок же — разве выдержишь? Сгорел потом дядя в кислоте. Слышу — бабушка плачет…
Дядя, наверное, всё же приезжал — не приходил. От Казани до их населённого пункта было километров двести.
Одно из самых ярких воспоминаний детства: бабушка стала из дома выходить, а в коридоре лежит волк. Волков во время войны вокруг деревни было множество.
Совершали набеги, рассказывает тётя Маша, то у того барана вытащат, то у другого — и звери голодали, а уж люди-то… Среди самых приятных событий того времени вот это:
— Как-то раз через нашу деревню скот перегоняли. Огромное стадо коров — латышская порода, каштановые, очень красивые. Куда их гнали, не знаю. Но только молоко текло, доить было некому, и людям разрешили их подоить. Народ всю ночь не спал, все коров доили. Бабушка тогда ведра три надоила, всю посуду заполнили.
Ну, а потом бабушку забрал к себе старший сын. И Маруся вместе с ней переехала в Казахстан.
У дяди в Казахстане
На войну дядя не попал. У мужчины 1886 года рождения был порок сердца — не взяли его на фронт.
— Он отправил жену за нами с бабушкой. В Казахстане я и доросла.
«Дорастать» тоже было нелегко.
— Я как батрачка была. Тётка проспит корову доить, а за железной дорогой километров пять, наверное, нужно потом гнать на пастбище. Ну не своя дочь, так не своя. А потом дядя сдал две комнаты сапожникам, он не мог уже работать, и тётка не работала — её оформили, как техничку, а его, что он сдаёт квартиру. Вот человек двенадцать в доме и жили, надо было для них воду таскать, вёдер по двадцать приносила, а колонка квартала за два-три, наверное, была.
В Петропавловске в Казахстане она поступила в училище. Неграмотность обучению, как ни странно, не помешала.
— В 53-м году услышала, что в ФЗО штукатуров набирают. Пошла, нашла это училище. Приёмная комиссия сидит. Говорю им: я неграмотная, не училась, не пришлось — когда надо было в школу идти, заболела, потом мозги не те были. И меня приняли, сказали: кидать раствор как-нибудь научишься. Не то, что научишься, мне 5 разряд дали! Девки не могут карнизы ладом в хрущёвках сделать, мастер просит: «Купрова, поправляй». Вот я, неграмотная, все их ошибки и поправляла. 15 сентября нас выпустили, отправили отрабатывать в Макушино — это в Курганской области.
Но поработала там Магире недолго, хотя от дядиного дома населённый пункт был сравнительно недалеко.
— Съезжу домой, бабушка то денег сунет, то чего поесть возьму. А группа — 15 плотников и 15 штукатуров, в общежитии не будешь же прятаться. У всех родственники далеко, а я рядом. Не успела привезти продукты — у меня их уже нет. Накладно получалось. И я решила, что больше не поеду. Дядя меня устроил в больничную аптеку санитаркой. Работала, как ломовая лошадь. Меня увидел директор совхоза, позвал туда работать. И я поехала в совхоз. Потом этот директор, он осетин был, вернулся на родину и меня звал к себе работать, обещал коттедж, а у меня трое детей уже было, два года осталось до вредного стажа — куда ж я поеду? Но я его вспоминаю: золотой был человек.
Семья, дети, свой дом
С мужем она познакомилась на целине. Он служил в Румынии, демобилизовавшись, на Урал не поехал, а по призыву партии и правительства отправился поднимать целину. И вот оттуда-то они уже и приехали в Артёмовский.
— Подумала, что надо переезжать: город в 200 километрах, а дети растут, надо их учить… Вот и поехали.
Жить в чужом жилье ей больше не хотелось — нажилась в детстве. Так что от родителей мужа семья быстро съехала, купив половину самого последнего дома на улице Загородной, это и сегодня — типичная городская окраина.
— Первая зима была тяжёлой, невозможно мёрзли. Брёвна оказались сгнившие. Но руки есть — он брёвна поднял, я отштукатурила всё, печку переложили.
И всё вроде наладилось. И жить бы да жить.
— Но, смотрю, он начал портиться — пить и пить, а ещё кулаки пускать в ход. Нет, говорю, мне такая ситуация не нравится, взяла, ушла с тремя детьми.
Ушла буквально на улицу. Но только характер — он и есть характер. Даже если ты ни читать, ни писать не умеешь, характер не даст пропасть. А уж когда у тебя за спиной трое детей…
Магире Шамильевна в тот момент работала на машзаводе.
— Пришла в завком. Говорю: мне надо жильё, не хочу так жить, муж каждый вечер дебоширит. И мне дали квартиру. С тех пор живу не клята, не мята. Когда муж работал в сетях, детей в садик устроила. Хотели потом оттуда их выгнать, но я сказала: это не ваш собственный детский сад. И дети мои младшие так и выросли в первом садике, старшая-то, когда приехали, уже ходила в школу.
На понятный в такой ситуации вопрос отвечает просто:
— Как трёх детей подняла? Так я же не спала. Из больницы попросят: «Машенька, помоги, техничка заболела». Иду мыть. И на хлебопекарню ходила: ночь постоишь, погрузишь вагонетки, да они такие тяжёлые были, эти уголки… То сын придёт помогать, то дочь старшая. Часов до десяти поработают, потом уже домой идут. А им ещё насуют то жиру, то сахару, то хлеба, что мне, конечно, на руку. Не спала я тогда, только работала знала. Надо было выдать детям каждую неделю по полтора рубля в школу, одевать их надо было, чтобы ребята не смеялись над ними, что они бедно одеты. Хотя мы ходили как родительский комитет к некоторым ученикам: вот там действительно нищета, ужас, грязь — сколько таких было тогда…
В двухэтажке на Садовой
Всех детей тётя Маша поставила на ноги, младшие живут в Артёмовском, старшая — в Екатеринбурге, достаток у всех есть.
Она на пенсию тоже не жалуется, хватает, говорит, заработала: выйдя на заслуженный отдых, трудиться не перестала — полы мыла, затем устроилась в кинологическую службу, в трудные годы торговала на рынке. За рынок, объясняет, целых 2 тысячи добавили к пенсии: 10 лет всё же торговала, оформив, кстати, в отличие от многих всё официально. Ну, а кинологическая служба — это, возможно, то, что было ей больше всего по душе за всю её жизнь. Собак она просто обожает, дружит с ними по-настоящему. Вот и сейчас за ней повсюду семенит маленькая и послушная Матур кызым, по-татарски — «красивая дочка».
Живёт наша героиня в двухэтажке на Садовой. И вот тут у неё как раз есть проблемы, с которыми справиться уже несколько лет даже у неё не получается. Дом старый, как она говорит, «экспонат двадцать первого века». И — сколько бы жильцы ни просили городские власти о помощи в ремонте — никакого желания хоть что-то сделать для жителей дома № 6 с их стороны не наблюдается.
— Отопление — сейчас шесть с половиной тысяч плачу. За что? За гнильё. Во дворе болото, резиновые сапоги надо надевать, на коридор страшно смотреть — всё сыплется.
В соседнем доме крышу делали, провод бросили на мою сторону, никто его не подобрал, год валяется. В прошлом году 20 июня я была на приёме у главы города Трофимова. Там его заместитель Миронов сидел, другие представители, секретарь. Всё, сказали, отправим бумагу, всё сделаем. Но никто ничего не делает. Сейчас уже и я ничего делать не могу, отробилась. Вот объявления на двери клеят, будет потеплее — надо двери отмыть да покрасить, попросить на заводе чёрной краски…
Кстати, сосед насчёт дома-«экспоната» уже ездил однажды к Владимиру Путину, но на приём не попал. Хотя вопросы такие можно, наверное, решать не на федеральном уровне и даже не на областном — на местном. Ремонт дома стал бы для Магире Шамильевны Матушкиной — дочери солдата Великой Отечественной, который погиб, освобождая советскую Украину от нацистов, отличным подарком от муниципалитета. Привилегиями никакими она сроду не пользовалась. Одно из главных желаний её жизни — съездить на могилу отца — тоже, сами понимаете, раньше было невозможно осуществить по одной причине, теперь — по другой. Но вот эту-то малость — немного внимания и участия, выразившихся в конкретных действиях, руководство округа может продемонстрировать своей жительнице? Победный май — самое время для этого.
***
Новорожденной малышке, появившейся в семье Купровых в самом центре России, конечно, все желали счастья. Никто подумать не мог, что её судьба окажется столь тяжёлой. Но была война, которая круто изменила жизнь Магире, поселилась в её сердце и до сих пор живёт там. Ах, если бы её отец не остался в запорожской земле, вернулся домой и всю свою любовь, накопившуюся за военные годы, отдал маленькой дочке…
…Мы сидим и пишем письмо Президенту России: «Уважаемый Владимир Владимирович! К Вам обращается неграмотная жительница небольшого уральского города. Я родилась в 1937 году. Мой отец защищал Родину во время Великой Отечественной войны. Когда он погиб, мне едва исполнилось шесть лет. С тех пор я жила без отца-без матери. Хочу, чтобы Вы знали, как прошло моё детство…»
