-Нам бы хотелось узнать о вашей жизни…
— Никто никогда не спрашивал меня о моей жизни. И не хочу я рассказывать! Уже к смерти скоро… Кому это надо…
— Нам это нужно, мы хотим сохранить память…
— Ну что ж… Я с 1929 года рождения. В 30-м году мне годик всего был, а я уже репрессированная оказалась. Хотя это сейчас называется репрессия, а тогда — раскулачивание. Кулаки мы были, богатство у нас нашли. А какое богатство-то? Свиньи, коровы… Привезли нас в Артёмовский, шестеро детей в телеге (я самая младшая была) да ещё отец с матерью. Потом, как кулаков, направили в Тагил, в Рудник – так называется… Это мне папа мой рассказывал, я-то маленькая была, только потом понимать начала, что случилось. Привезли туда, в бараки. Мама не могла всё это пережить. Умерла. Остался с нами папа один. Там были люди, у которых детей не было, они просили отца, чтоб меня им отдал. А он ни за что! Так в Тагиле началось моё детство.
— Тяжело вам было…
— Проходит время, умирает сестра старшая. По маме она очень скучала. Другая старшая сестра два года назад умерла… Она рассказывала, как мы росли, как она нас в садик водила, как плакала, потому что ей тяжело было. Говорит, поведёт меня и Ольгу в садик, а кругом канавы такие были… И думает: «Сброшу их! Устала… А потом — сама в яму!» Нет, говорит, постою, постою… поведу дальше в садик. В Тагиле мы семь лет прожили.
— А потом? На родину вас так и не вернули?
— Нет. Позже привезли в Бичур. Это вообще кошмар! Хоть книгу пиши… У меня разговор тагильский. И пошла я в школу, а ребята дразнили меня, песенки дурные пели. Они меня не понимают, я их. Девчонки постарше на работу устроились… А я по деревне с ведёрком ходила. Кто молока даст, кто творог, кто ещё что-нибудь. Мы ведь совсем без всего приехали. Так и жили.
— Школьные годы чем запомнились?
— В школе повезли нас как-то на лесозаготовки. Я там частушки хорошие пела, плясала — плясунья была. Так меня там закормили! Конфеты, шоколадки, печенье! Эх, я тогда радостная была… А так я недолго училась — шесть классов закончила.
— Почему так мало?
— Грамоте обучилась — и то хорошо. Там война началась. Школа за двадцать километров, тяжело было.
— Не учились, а что делали?
— Работала. Мало ли работы было… Пошлют нас в поле полоть хлеб. Жарища невозможная! Приезжает бригадир, мы его спрашиваем, можно ли нам окунуться в речку, жарко, пауты заели! Он разрешит, мы выкупаемся, потом снова полоть примемся. Лет в четырнадцать-пятнадцать отправили нас в Реж срубленные брёвна таскать. Тяжело! Взрослым меня жалко было, не могла поднять, надрывалась! Потом сёстры старшие пошли на трактор работать, а я так тяжёлые брёвна и таскала. Вот так было. А теперь про нас говорят: «Вот они! Подумаешь, труженики тыла!» Язык-то поворачивается! Люди сутками работали! Сутками!
— Голодали?
— Снега в наше время выпадало много! Вот дома стоят, а дороги не видно, всё в сугробах! Я одеваюсь, кидаю топор за спину и еду на большой бугор, у нас так холм возле леса назывался. Рублю там репей. А он большущий был, даже зимой. Потом домой волоку. Мы его мнём и лепёшки делаем. А когда снег начинает таять, мы берём топор, лопату и идём искать: может, где картошка не выкопанная осталась… Мороженой картошки найдём – покушаем. Потом шли листья липовые рвать. Нарвём их, посушим, шанежки из них постряпаем. Поедим-поедим, нет, надо другое – жёлтые цветочки с поля или крапиву. Это тихий ужас же! Война… Не сказка! То, что мной лично пережито!
— Что теперь с вашими родными?
— Сейчас нас в живых только двое: я и сестра старшая, она в Тверской области живёт. Брат на фронте погиб, второй брат просто помер – болел. Остальных тоже уже нет… Зато у меня сын есть, сноха и внук.
— Что вы чувствовали, когда война закончилась?
— Плакали — у людей столько близких погибло на фронте. И радовались все – от мала до велика.
— Что бы хотели сказать подрастающему поколению?
— Не дай бог вам то, что мы пережили, узнать.
— Чего вам больше всего хочется?
— Одного: чтоб люди хорошие были….
Вот такой у нас разговор состоялся незадолго до юбилея великой Победы. Я увидела совсем другую войну…
