Возраст с ошибкой
Как на работу, ходит к депутату от своего округа Николай Афонасьевич Ситников — проблемы решать. Он составил из них целый список. Причём проблемы не только своей улицы, Конституции, но и всего окрестного околотка: идёт народ к ветерану войны и труда за помощью, потому что знает, что он будет упорно добиваться результата, будет хлопотать за чужие беды.
Мы встретились с Николаем Афонасьевичем как раз для решения очередного вопроса: на соседней улице люди не могут пользоваться колодцем, хотя его ремонт произвели недавно — даже доски ещё свежие, цвет не изменили. Николай Афонасьевич со знанием дела объяснил, в чём здесь проблема, а главное — подсказал, как лучше сделать.
— Колодец надо обязательно переделать! — уверяет Николай Афонасьевич.
— Вы пользуетесь этим колодцем? — пытаюсь понять такую горячую заинтересованность.
— Нет, у меня свой колодец, прямо в огороде, — удивляется вопросу мой собеседник. — Я никому в воде не отказываю: и пожарные у меня заправлялись, и соседям давал. Но из этого колодца восемнадцать семей воду брали, а сейчас за два километра ходят на колонку. Об этом все знают — и Кузнецова, и Родионов. На прошлой неделе я ходил и на приём к заместителю министра.
— Да вашей энергии не на один колодец хватит! — радуюсь за замминистра, а больше — за соседей Николая Афонасьевича.
— Сколько годов мне дашь? — интригующе щурясь, смотрит в глаза неугомонный активист.
— Ну, семьдесят с чем-нибудь, — уверенно предполагаю.
— Ага, — смеётся Николай Афонасьевич, и я понимаю: не угадала. — Восемьдесят шесть! — Довольный моей ошибочкой, добавляет он.
И разговор входит в желанное русло: за жизнь.
Невесты разбегаются
— Проходи, проходи, — подталкивает меня Николай Афонасьевич от порога и, не слушая возражений, ведёт в комнату. — Вот здесь у меня приёмная. Да не разувайся! Я сегодня полы ещё не протирал.
Дом у Николая Афонасьевича большой, каменный. Он его построил в 1973-м. Тогда в нём было людно: сам хозяин да его жена Александра Гавриловна, да восемь детей, двое из которых приёмные, да свои престарелые родители, да мать-старушка жены — семье из тринадцати человек дом большим не казался. Комнат, и правда, много — уютно прячутся одна за другой, на первый взгляд и не определишь, сколько их.
— Вот тут трое жили, тут двое, здесь тоже двое, здесь ребята занимались — уроки делали, тут мы с женой, там старики, — Николай Афонасьевич ведёт экскурсию по дому. Вернее, по своей жизни. — И скотину всегда держали. Я лошадь-то только год назад продал, а корову — два, когда жена умерла. Когда жена-то была, я из первой пятерки уличных комитетов не выходил, а когда умерла, я сел и «запел». Под новый год сошлись мы с ней. 54-й тогда праздновали…
— Не женитесь больше? — наверное, глупый задаю вопрос. Спохватываюсь и словно оправдываюсь: — Дом-то большой, как без женского присмотра…
— Поэтому невесты и разбегаются, как узнают, что сто десять квадратных метров. Да ещё хозяйство…
На большую семью
Идём смотреть. Кухня тёплая, кухня летняя — обе просторные. Вода холодная, горячая — подаётся из котельной. В холодильниках — стратегический запас продуктов и банок с соленьями-вареньями.
— Для себя всё?
— А как! Как привык, на большую семью. Вот ванная с туалетом благоустроенные. Русская печь есть. А кочегарка — с улицы, в семь затоплю, градусов до 23-х нагрею.
— Смотрю, рассада в баночках. Огород садите?
— Так две теплицы — одна 17 метров да другая девять. 240 коченей помидоров уходит. Пошли.
Во дворе против вторжения чужого протестует безымянный пёс, но ему приходится подчиниться хозяйской воле.
— Вот яблони дочь посадила. Здесь колодец — сами копали, все автоматически, только кнопку нажать. В бочках — зола, удобрение будет. Баня есть, туда тоже вода проведена.
— Не устаёте со всем этим справляться?
— Да вот дочка, которая в Ленинграде живёт, хочет забрать меня к себе. Они там в восьмиэтажном доме живут. Но не могу я в казённом! Бывало, приедем с баушкой к ним в гости и ходим в двух комнатах, пока дети на работе. Так долго не выдерживали: два дня — и домой… А вот здесь скотину держу.
Сарай с двухэтажный дом по монументальности мог бы соперничать с самим домом.
— Наверху сено — сено готовлю сам, внизу овечки, кролики, куры.
Обитатели сарая тянутся к открытым дверям: вспышка фотокамеры их смущает, но хозяин без гостинцев не приходит.
Выгнали за Пасху
Николай Афонасьевич, что называется, хозяйственник и толк в таких вопросах знает. Потому и идут к нему за советом, за помощью.
— Учились этому? — спрашиваю.
— Я практик. Я безграмотный — всего полтора класса, и то документов нет. За Пасху выгнали из школы в 39-м году. Первый класс нас с ФЗО учительница учила — до сотни считать, таблицу до трёх выучила. А потом она ребёнка родила и в декрет ушла, а нас в Камышлов отправили учиться. Жили мы в общежитии. Тогда выходной был один — воскресенье, суббота рабочая. Попала Пасха в апреле-то. Приехали мы домой, в баню сходили, в воскресенье вечером обратно в Камышлов. С собой пирогов, шанег, яиц крашеных все навезли. А в общежитии командовала жена сотрудника МГБ. Она говорит: богу веруете? А девки кратче молились. Вот нас в 11 часов вечера всех из общежития и выгнали — девятнадцать человек отправили по домам. И троих дежурных по станции с работы уволили — родителей троих учеников, они были партийные. Так я второй год даже не доучился. Кругом-то пятерок не было, но на четвёрки шёл. Так что я практик.
Особый счёт
— А война началась, вам, получается, шестнадцать было. Но у вас удостоверение ветерана войны…
— Это по поповским документам я с 25-го года, а по сталинским с 26-го.
— Значит, вообще пятнадцать?
— Когда из школы выгнали, взяли на железную дорогу — мести перрон, другую подсобную работу делать. А когда война началась, железная дорога опустела, и чтобы нас не забрали, нам документы переделали: на год меньше. Нет, не воевал, — подытоживает Николай Афонасьевич и рассказывает, как до 46-го, будучи ещё совсем мальчишкой, подводил за 60 километров до фронта — дальше не пропускали — составы со всем необходимым, а обратно, в тыл, этот состав забирал раненых.
— Железная дорога меня поддерживает, я держусь за неё. Сейчас вот путёвку дали в Краснодарский край в санаторий — третий раз уже. Я ведь на железной дороге 31 год отработал — ездил машинистом, бригадиром пути, был дорожным мастером. Ветеран труда, награды имею.
Кроме железной дороги, Николай Афонасьевич восемнадцать лет трудился в автотранспортном предприятии, оттуда и на пенсию ушёл. Его трудовой багаж составил 51 год, а мог быть ещё больше.
— Был при Калинине такой приказ: до 16 лет в трудовую книжку не записывать, вот 39-й и 40-й год не попали в мой стаж…
Это по бумагам. А на деле трудовой стаж ветерана войны и труда Н.А. Ситникова продолжается по сей день — без выходных. Крепкий мужичок невысокого роста в телогрейке и шапке-ушанке снова, как на работу, пойдёт на приём к главе, депутату, а то и к министру, чтобы проблемы его и соседних улиц решались быстрее.