— У меня, получается, тоже юбилейный год — 25 лет в сельском хозяйстве, — рассказывает Фёдор Николаевич. — Что я под этими годами считаю? В 89-м году я ушёл работать в пчеловодческий кооператив в селе Больше-Трифоново. Это был официально зарегистрированный кооператив, нас было трое. Но работали мы всего год, потом кооператив распался. То время было трудное: много кооперативов создавалось, много и распадалось по разным причинам. После этого я создал свой, тоже пчеловодческий. Вот он просуществовал достаточно долго.
— Откуда знания в пчеловодстве?
— Литература. Я как-то сразу начал чувствовать пчёл, быстро к ним привыкал и понимал, что им нужно. В 1992 году пришлось официально закрыть и его. Доходов не было. А так как в то время у меня двое детей были ещё маленькие, пришлось искать другую возможность заработка. Ушёл я в сельскохозяйственный кооператив «Приозёрный». Это в районе деревни Брагино. Весной, в апреле, я пришёл, а летом из этого кооператива начали выделяться крестьянские хозяйства. Получилось порядка восемнадцати хозяйств. Примерно по 30 га поделили каждому.
— Причины закрытия?
— Разные. Председатель жаловался, что не дают работать. С зерном, семенами проблемы. В те времена дизельное топливо сложно было получить. В общем, кооператив разделился. Председатель не хотел, чтобы вся земля оказалась раздроблена, поэтому большая часть людей, получивших наделы, обратно в кооператив со своими землями вошла. А я и ещё двое человек вышли из состава кооператива, потому что нам работать хотелось и зарабатывать. И на этот счёт уже были свои соображения. Нас тогда было три человека, у каждого земли было примерно по тридцать гектаров. Впоследствии мы остались вдвоём — я и Кутузов, с которым мы вдвоем работаем до сих пор. Сергей Брылин забрал свой пай и ушёл самостоятельно работать, это было где-то в 94 году. Впрочем, у него что-то не заладилось с фермерством. Официально мы зарегистрировались с 1 июля 1992 года.
— Вы работаете только в сфере растениеводства?
— Сейчас — да. Но попробовали буквально всё. У нас был и крупнорогатый скот. Мы занимались молоком. Выращивали свиней, выращивали овец романовской породы. Что мы только ни попробовали! И пришли к выводу, что всё это утопия для простого фермера. Потому что любое производство в сельском хозяйстве — в убыток.
— Растениеводство — это…
— Зерно выращиваем. Раньше ещё и сеном занимались. Сейчас уже не занимаемся, всю технику для этого тоже продали. Мы и картофель выращивали… Всё это требовало огромных вложений. Для каждой сферы деятельности нужна какая-то техника, какие-то агрегаты для обработки. А окупаемость — и с овощами, и с зерновыми — практически нулевая. Вот у нас в Артёмовском было 74 фермерских хозяйства с самого начала. Сейчас, говорят, осталось всего семь.
— Остановились всё же на растениеводстве?
— Здесь есть хотя бы минимальная рентабельность. Примерно десять процентов. Только на выживание.
— Почему не бросили? 25 лет за выживание боретесь…
— А как бросить? Как? И да, мы надеялись на лучшее, что к сельским труженикам повернутся наконец лицом. Да и возраст. Когда начинали, уже за сорок было. Пока шла перестройка — а это лет десять — уже к пятидесяти. В том, 89 году, наверное, сразу нужно было делать другой выбор. Сегодня, правда, у нас в Артёмовском среди крестьянских хозяйств самые большие объёмы. У нас где-то 600 га на двоих.
— А кто ещё остался?
— Немного. Вот из Мостовой фермер Сергеев. Начинали вдвоём, два брата, потом был неурожайный год, почти разорились, и один брат отказался от крестьянского труда, другой остался. Сейчас, насколько знаю, ещё сын старшего Сергеева взялся за фермерство — грант выиграл на разведение крупного рогатого скота. Они тоже много чем пытались заниматься, искали возможность выживать. Сейчас старший Сергеев занимается выращиванием свиней и овощи выращивает. О сельском хозяйстве пишут и много говорят: мол, это замечательно, когда всё своё. Но на самом деле это такая яма…
— А бросить? На биржу пойти, в охрану устроиться…
— Бросить?! Да у меня бы совести и тогда и сейчас не хватило пойти на биржу, раз я здоровый человек. Не могу я так. Пойти на биржу и просить помощи. А во-вторых, я был уверен тогда, что можно переломить ситуацию. Я тогда ещё и пчеловодство не бросил.
— Сейчас занимаетесь?
— Для себя. Но у нас здесь не юг страны, когда каждый год можно рассчитывать на прибыль. Год мёд есть, а два года — нет. Прибыль-то можно считать, если уже за центнер мёда реализовываешь.
— Как у вас вообще с реализацией?
— Это больной вопрос. Когда занимались разведением овец романовской породы, планировали даже оборудование для дубления шкур приобретать. Слава богу, ума хватило этого не делать. Куда бы мы их реализовывали? Помните, раньше государство заготконторы по стране размещало? А сейчас каждый фермер в свободном плаванье. Была бы возможность у фермеров и у населения сдавать продукцию или часть продукции государству, другое бы дело было. Тут была бы хоть минимальная уверенность в завтрашнем дне. А так, просто времени и опыта не хватает на то, чтобы заниматься ещё и поиском рынка сбыта. Перекупщикам сдаём за бесценок. Занимались разведением КРС — та же история. Сегодня официальным путём мясо практически невозможно реализовать. Если раньше забойное мясо оценивал только ветврач, теперь необходимо животных вывозить на сертифицированную бойню. А это приводит к удорожанию продукции в разы. Получается, что выгоднее покупать мясо из-за рубежа, чем у местного производителя. Наверное, это специально всё так делается. Под видом безопасности продвигают продукцию заграничных фермеров. И на племя у наших фермеров животных тоже не покупают. Частные хозяева на подворьях не хотят сейчас сами выращивать — проще в магазине купить.
— Государственные дотации вам не помогают?
— Есть дотации, но нужно написать множество разных бумаг. И каждый год дотации разные. Последние два года выделяют по несвязанной поддержке — за гектар обрабатываемой площади какую-то определенную сумму. Это по полеводству. Плюс поддержка по кредитам — возвращается ставка рефинансирования.
— Это ощутимая поддержка?
— Это поддержка для выживания. Иначе бы все всё бросили давно.
— Вы в этом году на пенсию выходите. Не собираетесь бросить фермерство?
— Если просто на пенсию жить, вряд ли я проживу. Супруга у меня тоже на пенсии. Нам вдвоём на наши пенсии не хватит средств за квартиру платить и на еду.
— Пенсия минимальная? Насколько я знаю, вы без отдыха работаете, как из армии вернулись.
— Да. Но тут загвоздка в несовершенстве фермерского законодательства. Не у меня одного такая проблема — у тысяч фермеров по стране выпало из стажа целое десятилетие. Из-за этого и пенсии у нас будут мизерные. Закон о фермерских хозяйствах, который вышел в начале девяностых, гласил, что мы, фермеры, должны платить в пенсионный фонд со своих доходов. Но в то время у нас и доходов не было. Отчёты, что мы сдавали каждый квартал в налоговую инспекцию, это подтверждали. Позже, спустя десять лет, уже где-то в 2002 году, когда взялись в государстве приводить в соответствие закон о фермерских хозяйствах и пенсионное законодательство, спохватились. И сегодня нам в пенсионном фонде говорят — вы не платили в своё время, а значит, и в стаж вам эти года не войдут. Хотя и запись есть в трудовой, и отчёты об отсутствии доходов сохранились в архивах. И в Министерство мы много раз обращались с этим вопросом. Были и обращения от министерства сельского хозяйства в Государственную Думу, но пока ничего не изменилось. Многие фермеры обращались и в суды — безуспешно.
— В этом году 25 лет начала развития фермерского движения в Свердловской области. Вы стояли у истоков. Оценить изменения можете?
— Цифры говорят вот о чём: фермеры производят примерно 20 процентов всей сельскохозяйственной продукции. Это положительный момент. Отрицательный момент: семьдесят с лишним процентов от числа всех фермеров — это люди от сорока до шестидесяти лет. Получается, это движение постепенно затухает, изживает себя. Молодых — до 25 лет — всего два процента от общего числа. Начать сегодня заниматься фермерством практически нереально. Нужно обладать изрядной долей авантюризма. Как технику купить? Быстрее умрёшь, чем выплатишь те средства, которые за неё заплатил. Мы-то что, мы сначала из металлолома всё собирали. Только недавно начали более-менее новую технику покупать. 22 года назад мы с Кутузовым собирали из запчастей всё и за счёт этого как-то выживали. А потом семь лет платили за первый комбайн, пять лет платим за второй. До сих пор платим. Ещё по трактору купили, среднего класса трактора. Но мы живём всё время в кредитах. Каждый год берём кредит на весенне-полевые работы — на закупку удобрений, так далее. Но этот кредит нормально, деньги осенью вернутся. А вот долгосрочные кредиты на технику — тяжёлая нагрузка.
Фёдор Николаевич объективен. Мы в разговоре примерно проследили судьбу большинства фермерских хозяйств района. Картина складывается и впрямь не радужная. Менталитет нынешней молодёжи такую профессию, как фермер, не примет — вкалывать нужно от зари до зари (в сезон посевной и уборочной — порой и без сна), а прибыль…
То, что в этом году празднуется 25-летие фермерского движения, — чем не повод реально помочь фермерам? Организовать нормальную систему госзакупок, более лояльные условия для приобретения техники. Ну или начать с тех самых «выпавших» из стажа лет. Такие, как Кутузов и Потапкин, заслужили не только пенсии. Услышь, Госдума!