В 1984 году я привела свой пятый класс 12 школы в наш городской музей. Ольга Марковна Мартынова вела ребят по исторической экспозиции на втором этаже и рассказывала о городе, о людях. Я переходила со всеми от экспоната к экспонату и вдруг… Это было ощущение толчка, может быть ожога: в одном из писем артёмовцев-участников Великой Отечественной войны я увидела рисунок, портрет. Ещё не читая само письмо, я узнала этого человека: Герман Николаевич Лелянов — директор Ерзовской восьмилетней школы, в которой я училась до седьмого класса. А написано письмо было Василием Сваловым, лётчиком, геройски погибшим в 1943 году в боях над Днепропетровском.
Ольга Марковна объяснила мне, что это письмо было напечатано ещё до войны и датировано маем 1941 года.
Я не смогла тогда прочитать всё письмо, так как выставлена была только первая страница, но почему-то воспоминание о нём все эти годы нет-нет да всплывало в памяти, не давало покоя. И хотелось прочитать письмо полностью, и хотелось ответить на вопрос: как связаны эти люди — мальчик, погибший в небе над Днепропетровском, и учитель из Махнёвского района, который был почитаем не только всей нашей школой, но и взрослым населением множества окрестных деревень.
А узнать это оказалось очень просто. В нашем музее в ответ на мой вопрос письмо это было за считанные минуты найдено, скопировано, а мне даны все пояснения о судьбе автора. Более того, Елена Викторовна Инчина, работник музея, знала Ерзовскую школу, знала знакомых мне учителей и недолгое время сама училась там. Так вот тесно могут переплетаться судьбы людей: война — 60-е годы прошлого века — сегодняшний март 2017 года.
А тогда, 14 мая 1941 года, мальчик-девятиклассник Вася писал своему другу в город Артёмовский из посёлка Гари:
«…Особенно дела идут с биологом Германом Николаевичем. Он такой молодой парень, невысокого роста, кругленький, с большими очками (всегда) на глазах. Волосы носит на боку чёлкой, отрастил бакенбарды и колючки бородки. Носит беленький воротничок и галстук с цветочками». И этот словесный портрет дополнен таким рисунком, что не узнать хорошо знакомого мне человека было просто невозможно.
Директор школы жил на соседней улице. А наша избушка притулилась под тополями у самой школы. Каждое утро мы видели, как Герман Николаевич выходит из своего проулка и проходит мимо школы. В кармане газета, свёрнутая в тетрадку. Направлялся он неизменно к конюховке — там по утрам проходила колхозная разнарядка. И каждое утро деревенские мужики ждали его с разговорами, с вопросами. А потом он возвращался домой и уже шёл к школе именно таким: «с беленьким воротничком» и «галстуком».
Я не припомню, чтобы к кому-либо в деревне относились более уважительно. С ним никто не здоровался «кивком». Пожилые ли, молодые ли, останавливались и кланялись: «Здравствуйте, Герман Николаевич…»
Он никогда не бывал многословен — ни в разговорах с ребятами, ни на школьных линейках. Как одно из самых ярких школьных воспоминаний — линейка. На ней решается судьба тяжело проштрафившегося семиклассника Кольки Захожего. Герман Николаевич зачитывает приказ: «…Захожего Николая исключить из школы…» И сквозь рыдания — крик Кольки: «Насовсем?!!» — «На одну неделю». И вздох всей школы. В тишине — Колькины шаги к выходу. И все понимают: страшно. Но справедливо. Иначе нельзя.
Школа при Германе Николаевиче «кипела». Мы бежали туда, как в свой дом. В конце августа уже тянуло к открытым окнам школы — там досыхали парты — волшебный запах краски, увядающих тополиных листьев, запах начинающегося учебного года.
Не было в моей жизни — ни в одном городе — новогодних ёлок веселее тех волшебных праздников в деревенской школе. Сколько я ни ходила в походы, а незабываемы те дружные соревновательные турслёты, на которые выводили нас в Ерзовке. Да разве расскажешь обо всём, когда жизнь была насыщена событиями, а старшие учили, наставляли осмыслено относиться к этим событиям.
Хорошо помню дом, где жили Леляновы. Я приходила туда с дочкой Германа Николаевича Верочкой, и мне разрешалось рыться в огромном книжном стеллаже, где я находила и «Чиполлино», и «Щелкунчика», и множество других редких для деревенского ребёнка книг. Жена директора — учительница литературы Вера Васильевна Крыленко, обнаружив меня у полок с книгами или на крыльце дома в компании с «Голубой стрелкой», спрашивала: «Что, Виточка, ты одна, опять тебя бросили? Да ты читай. Читай!»
А мне всегда казалось, что и в ней, и в её муже живёт какая-то неизбывная печаль. Конечно, я не могла тогда так формулировать, но однажды спросила у мамы (она тоже работала в нашей школе): «Мама, а почему Герман Николаевич всегда какой-то грустный?» Она поняла меня и ответила сразу: «Так ведь какая война была». Я не поняла. Но запомнила.
А сегодня я держу в руках письмо из посёлка Гари и читаю: «Толя, я мечтаю хорошо провести каникулы. После сдачи испытаний мы с одноклассниками собираемся на экскурсию. Если Герман Николаевич никуда не поедет, то и он с нами пойдёт… на Уральский хребет… подняться на гору Конжаковский камень… 14 мая 1941 года…»
Как много планов и мечтаний перечеркнула эта дата — 22 июня. Скольких мальчишек заставила жить по законам войны.
Поколение наших родителей хранило память о войне — она стала частью их жизни.
Как хочется, чтобы люди нового века сумели сохранить эту память. Память о дедах, прадедах.
Нас этому научили.
Приношу глубокую благодарность работникам городского музея — людям, которые накапливают и бережно хранят бесценные сокровища — свидетельства нашей истории. И спасибо вам за готовность делиться этими ценностями. За кропотливый труд, который ощущается в каждом уголке нашего музея.
