Детство раздольное и прекрасное
— Старший брат умел срисовывать русских богатырей. Но первое и самое яркое впечатление было от папы. Он выпиливал игрушечные фигурки из фанеры, а однажды в какой-то бухгалтерской книге нарисовал коня. Для меня это был шок! И мама мягко подталкивала меня к художественному направлению: выписывала журналы «Юный художник», польский «Проект». Хоть жили мы нежирно, она находила возможности на такие траты.
Прочитаешь что-то, заинтересуешься, а интерес к одной теме цепляет другие вопросы. Я был записан во все библиотеки Артёмовского. И такое отношение было не у меня одного. Всем было всё интересно. Без всякого интернета. Вот подсмотрели с друзьями в журнале «Модельер-конструктор» идею — и давай строить корабль с парусами. Нашли где-то запись про австралийские бумеранги, сделали, так они у нас так летали — мало не покажется! Посмотрели фильм «Александр Невский» — настрогали мечи, щиты и давай пластаться!
Детство у детей моего поколения было уличное, раздольное и прекрасное. Мы ходили «бандой» всегда: старшие смотрели за младшими — коллективный разум такой. Гоняли с визгом-писком по дорогам, лазили по большетрифоновским горам. Помню, с зимнухи катаешься денно до самой речки, потом в ледяной корке возвращаешься — и к бабушке на печку!
Первый опыт. Экстремальный
— Когда я работал художником на радиозаводе, получил задание от директора выпилить из ледяного монолита трёхметровых Деда Мороза и Снегурочку. До сих пор помню этот фильм ужасов. Вооружился топором и давай пластать! Долбил-долбил, поскользнулся, полетел, зацепился валенком за лестницу, повис в воздухе. Рабочие с обеда идут, кричат: «Художник висит!» — благополучно меня сняли. Но задание выполнил. Это был экстремальный опыт. А уже потом, понимая всю технологию, увидел на Аляске книгу 80-го года издания «Как работать со льдом», удивился. У нас не было такой учебной информации. Но это и плюс советского воспитания: нам ничего не было дано готовым, мы искали свои пути во всём.
Я первым отстаивал позицию, что нужно перейти со снега на лёд, когда жил в Тагиле, но меня не поддержали. Я в пику возражениям уехал и сделал композицию с медведем и пингвином у немецкого ресторана. Ледовая скульптура это не так затратно и технологически проще: не надо огромную технику подключать по сбору и разбору снежных глыб.
Художник должен быть сыт интеллектуально
— Художник должен не только уметь держать карандаш, он должен знать и историю, и мифологию, и анатомию, да ещё много что.
У меня напарник был до 2013 года. Он по образованию женский портной, идеально меня в работе дополнял. Что-то отпилить, приклеить, без уровня провести идеальную линию, найти нужный материал — справлялся прекрасно. А вот поручил ему сделать зайца — так у него передние лапы получились одной длины с задними: не хватает знаний из области композиции, анатомии.
Я с детства изучаю историю: начал с первобытных времён, потом была Древняя Греция, потом Рим. Преддипломную работу как художник-график сделал по Месоамерике — это гигантский и малоизученный пласт культуры ацтеков, майя. Вот и до сих пор копаю-копаю этот колодец истории, сейчас в поле внимания евразийские территории: Скифия, древняя Русь.
Впечатления от другой культуры художника обогащают. Вот на Аляску я ехал не только, чтобы лед долбить. Побывал в университете. Там проходит Потлач, праздник индейцев всех местных племён, а в фойе продают этнические вещи по старым технологиям.
Чтобы быть в тонусе, нужен определённый круг и уровень взаимодействия, который защитит от интеллектуального голодания. Сейчас этого очень не хватает. Такое чувство, что все мы возвращаемся к первобытной жизни: смайликов понатыкали — вот и поговорили!
Лёд, свет и нож с зубчиками
— Да, в хорошем льде я знаю толк, уже понимаю, как он ведёт себя, по цвету, внутреннему напряжению. В Нижнем Тагиле он сине-зелёный со взвесями со дна. Речной лёд всегда белый, мутный, слоистый, потому что застывает неравномерно. С искусственным льдом я работал в Познани в Польше — он очень рыхлый. Прекрасно работать со льдом на Байкале, он разный в зависимости от времени дня и температуры: в -47, -35, -25. Просто сказка, когда попадаешь на Аляску! Там материал чудо: по нему резать, как по дереву, из кусков не надо ничего склеивать, только отпиливай лишнее! Недаром этот лёд называют «бриллиантом Аляски».
Хороший инструмент важен: без него лёд хоть зубами грызи. В работе с глыбами льда, с блоками используешь бензопилу, дальше в ход идут лопата, уголок, уровень, ножовки, пилки, терки, фрезы и много ещё чего. Но в окончательном варианте не в инструменте дело, не в его количестве. К примеру, на Аляску из-за ограничений в весе мы взяли необходимый минимум инструментов. Это были кухонные ножи с зубчиками и четыре любимых стамески. И этим очень удивили американцев, которые развернули свои карманы с инструментами натурально на 6 метров. Они спрашивали, что можно этими ножами сделать. Не я один заметил, что хорошие мастера работают в итоге только несколькими инструментами.
И свет играет роль в ледовой скульптуре. На Аляске в 2012 году мы делали работу «Благодарение Великому духу». Это такой индеец с трубкой мира. Там солнце очень жёсткое — оно выскочило, и у индейца в руке получился шар огненный! Я такого ни разу не видел. Местные индейцы потом натоптали тропу вокруг нашей работы и, по словам свидетелей, до сих пор вспоминают эту скульптуру.
«Вжи-и-и-у-бум!» и всё — по наитию
— Если говорить о чемпионатах по ледовой скульптуре, то это похоже на гонки, тяжёлый жёсткий спорт. По накалу, драйву, испытаниям на прочность, трате сил. Кроме адреналина, это чёткий расчёт времени, дисциплина. А сама работа идёт, как по наитию. Да, ты имеешь в основе навыки художника, да, перед событием просматриваешь работы предыдущих участников. Но суть замысла приходит как бы свыше. Прокручиваешь мысли в голове, перелопачиваешь литературу, чтобы найти именно то. А потом происходит такое «вжи-и-и-у-бум!» и всё идёт по наитию.
Такое чувство, что тебя кто-то ведёт, было на скульптуре «Алтан-Шагай» по бурятскому эпосу на Байкале. Или вот как мы работали над огромной скульптурой на Аляске. Сделали сани. А теперь, говорю, давайте ворона сюда поместим, а сюда вот собака просится. А здесь линия идёт, а завершения нет — сосулек не хватает. Мы надёргали сосульки с вагона-инструменталки и получился законченный образ. Американцы попытались повторить такой импровизированный приём, навтыкали в свою работу наструганные палки, но эффект был уже не тот. А на «Вифлеемской звезде» мне предлагали сделать образ по тематике П.П. Бажова, но было внутреннее ощущение, что надо делать именно первосвященника Святителя Иова. И, скажу, это совсем другие эмоции, другое неповторимое состояние.