Да уж, время для начала трудовой биографии ей выпало совсем не простое. Окончив в 2019 году Уральский государственный медицинский университет, она успела поработать по своей родной специальности — педиатром в детской поликлинике Артёмовской ЦРБ (и заслужить, кстати, хвалебные отзывы руководства, коллег и пациентов), потом «перековаться» в инфекциониста, чтобы трудиться сначала в обсерваторе, затем в ковид-госпитале.
Для своих 24 лет она очень взрослая. Нет, выглядит Анна Сергеевна как обычная красивая девчонка. Но характер не по годам сильный. Это чувствуется и по манере говорить, и по её отношению к действительности.
Мы беседуем в самый разгар второй волны коронавирусной заразы, в перерыве между тяжёлыми сменами в инфекционном отделении. Говорим в основном, конечно, о проклятом ковиде — как он ведёт себя с нашими земляками и как борются с ним медики. Ну, и немного о личном.
***
— Анна Сергеевна, для начала несколько слов о себе.
— Родилась в Артёмовском и всю жизнь здесь живу. Училась в первой школе. Хорошо училась, интересовалась химией. Решила поступить в медицинский.
— У вас в родне есть ещё медики?
— Юлия Сергеевна Азизова, двоюродная сестра, — фтизиатр в противотуберкулёзном диспансере ЦРБ. Из ближайших родственников никто в медицине не работает.
Мама всё хотела, чтобы я в фармацевты пошла. Говорила: чистая работа — стоишь, людей не касаешься. Но меня не пленило это — стоять в аптеке. Мне хотелось быть ближе к пациентам.
На лечфак на бюджет не поступила, потому что в наш год туда был самый высокий проходной балл. Пошла на педиатрию, и не жалею.
Когда мы учились, отменили интернатуру (получение узкой специальности за один год), можно было после шестого курса уйти в первичное звено. Диплом даёт право работать только в поликлинике, не можешь ни в стационар идти, ни какие-либо должности занимать.
В ординатуру решила тоже не поступать — пошла в нашу больницу, в детскую поликлинику.
— А если бы пошли в ординатуру, то по какому направлению?
— Мне нравится воочию видеть болезнь. Я очень хотела дерматологом быть. Но, когда я заканчивала учёбу, в ординатуре по дерматологии было всего одно место, я бы точно не поступила. Поэтому купила себе дорогущую книжку по детской дерматологии и самостоятельно потихоньку изучала кожные болезни.
Я сейчас всё-таки учусь в ординатуре — на неонатолога по направлению от Артёмовской ЦРБ. В этом году с сентября начала. Из-за ковида пока очно не учимся, всех отправили по своим городам.
— Неонатолог — это детский врач в роддоме, который лечит и спасает новорожденных, правильно?
— Да, это первый врач, который наблюдает только что родившегося ребёнка. И плюс — реанимация новорожденных.
В Екатеринбурге я работала в перинатальном центре медсестрой тяжёлых новорожденных в палатах интенсивной терапии. После третьего курса выдают сертификат о том, что можешь работать медицинской сестрой, и я пошла. Два года отработала, закончила в июле, месяц отдохнула и устроилась в Артёмовскую ЦРБ.
— Почему сюда вернулись, не остались в Екатеринбурге?
— Здесь у меня мама одна, и Екатеринбург меня вообще не радует. Не люблю большой город. К тому же «подъёмные» давали, я и вернулась. Спокойная обстановка, своя больница…
Пришла в августе к Жанне Александровне (Ж.А. Айзенберг — руководитель службы родовспоможения и оказания медицинской помощи детям — ред.), она мне показала поликлинику. Договорились, что выйду второго сентября.
Неделя стажировки была, сидела на участке вместе с опытным педиатром Наде-ждой Николаевной Терентьевой. Потом меня посадили одну на участок.
— Страшно было начинать?
— Дрожь в коленях и руках. Первые мысли: «Зачем я пошла в медицину?»
В универе не обучали этому, там хватали всё из всех сфер, не было доскональности. Приходишь на участок — там сопли, кашель. Кому год, кому три месяца, кому пятнадцать лет, у всех всё по-разному.
Я ещё с августа начала читать дома. Что-то вспоминала, что-то заново учила. Когда начала работать, тоже по вечерам читала, вместе с пациентами и их мамочками училась. При них иногда в книги заглядывала. Консультировалась с опытными врачами, ходила к заведующей Ирине Романовне Колычевой, её с собой звала.
— Коллеги помогали?
— Да, все охотно помогали. Потом наши врачи болеть начали, их участки тоже надо было обслуживать. Что делать, привыкла…
— Но пришлось поменять место работы.
— В детской поликлинике отработала девять месяцев. С июня предложили пойти в обсерватор (пункт временного размещения для бессимптомных и легко болеющих пациентов с новой коронавирусной инфекцией и подозрением на неё в санатории «Салют» — ред.).
Одногруппницы меня отговаривали: «Ой, зачем? Заразу хватать будешь!» Мама говорила: «Иди, опыт надо везде получить, насидишься ещё на участке».
Даже не стоял вопрос о деньгах: тогда не знали, что будут какие-то выплаты. Просто любопытно было, что и как. Когда такая возможность ещё выпадет? Может, никогда в жизни больше.
— В чём заключалась ваша работа в «Салюте»?
— Приезжали пациенты, уже пролеченные в инфекции, дожидаться результатов повторных тестов либо с подтверждённым ковидом, но без симптомов. Они получали таблетированную терапию и ждали результатов мазков.
Врачу нужно было сделать обход утром и вечером, выслушать жалобы. Кто-то обратно в инфекционное отделение возвращался, у кого-то хирургическая патология возникала…
Осматриваешь, пишешь дневники, просматриваешь анализы, делаешь выписки, оформляешь больничные… И тут же ещё привозят пациентов — наших, из Режа или Алапаевска. Принять надо, оформить.
— Пациентам в «Салюте» не разрешалось выходить из своих комнат. Наверное, своё недовольство на вас выплёскивали?
— Когда был пик заболеваемости, анализы очень долго делали, всем надоедало ждать. Говорили, что мы их насильно держим. Или приехали из инфекции без результата мазка, а потом приходит положительный: «Не может быть, вы его нарисовали! Да вы тут специально это всё организовали, чтобы деньги получить!»
Тогда же ещё не так много заболевших было, как сейчас, — не боялись. Приходилось предупреждать, что отказ от госпитализации может грозить штрафом.
— В сентябре обсерватор в «Салюте» закрыли, но вы не вернулись в детскую поликлинику.
— Александр Игоревич (А.И. Субботин, заведующий круглосуточным стационаром, который возглавил работу по лечению пациентов с ковидом и пневмонией — ред.) забрал меня в ковид-госпиталь. Врачи, кто работал со мной в обсерваторе, отказались категорически. А я думаю: ну, ладно, пойду.
— Там ведь уже не бессимптомные пациенты лежат, сложнее работа. У вас какие обязанности?
— По сравнению с инфекцией, в обсерваторе мы вообще ничего не делали. Я работаю на приёме пациентов. Фильтр: кто поступит в наше отделение, кто поедет в алапаевскую больницу, кто домой, кто в «Липовку». Кто поступает к нам — пишу первичный осмотр, лечение. Пациент идёт на этаж, лечится.
— Вы же не инфекционист, как решаете вопрос о назначениях?
— Инфекционисты дежурят на первом этаже. Если вопрос возникает, обращаюсь. Если есть сопутствующие патологии, консультируюсь с терапевтом.
А вообще при пневмонии примерно одна и та же схема терапии для всех. Назначения корректируются лечащим врачом в последующие дни.
— Сейчас заболевших намного больше, чем в предыдущие пару месяцев, болеть люди стали тяжелее…
— Большинство пациентов сейчас поступают с поражением лёгких от сорока процентов и выше. Последние недели какой-то ад творится. У меня был рекорд на приёме: 83 пациента за сутки просмотрела.
В сентябре–октябре, когда начинался подъём, не было алапаевской больницы, мы одни на всех. Потом открылся стационар для пациентов с пневмонией в Алапаевском районе. Эти 70 коек стали большой подмогой, но мы их тоже быстро заполнили.
У нас в стационаре есть коечный резерв для тяжело болеющих пациентов. Тем, кто переносит заболевание относительно легко, предлагаем лечиться амбулаторно. Люди хотят, чтобы их госпитализировали: в больнице спокойнее, всегда под наблюдением медперсонала. Но всех принять мы не можем.
— Сейчас, во время так называемой второй волны коронавируса, умирать люди стали чаще. Каково медработникам видеть это?
— Закалились уже. Время такое, что сделаешь.
— Странный он, этот вирус. Бабушка столетняя вылечилась, а мужчина тридцати семи лет умер. Как ковид выбирает своих жертв?
— Я предполагаю, зависит от количества дозы вируса, которая попала в организм. Раньше болели в основном пенсионеры, а сейчас и тридцати-, и сорокалетние тяжело переносят инфекцию.
Ну, и на опыте мы увидели: очень тяжело болеют люди с сахарным диабетом и ожирением. Никого больше так не бьёт.
— Была нехватка персонала в отделении, сейчас как дела обстоят?
— Когда пошёл рост заболеваемости, добавили на каждый этаж и в приёмное отделение медсестёр. Приехал из Режа доктор, из Екатеринбурга, реаниматолог новый приехал — врач-ординатор, он со мной учился на курсе.
Сейчас в отделении три анестезиолога-реаниматолога, работают сутки через двое. Не представляю, как они дежурили сутки через сутки. Я приезжаю и сплю целый день. А у них же семьи, просто так не выспишься.
— Устали все за столько месяцев. Кто-нибудь уволился, не выдержав?
— Устали. Но никто не ушёл. Кто сильно устал, руководство даёт отпуск, чтобы сил набраться.
— А у вас какой график работы?
— Сутки работаю, потом сплю сутки, потом выхожу на день заниматься бумажной работой и снова в сутки.
— Молодая, силы есть.
— Ну да. Когда была одна на третьем этаже и в приёмнике, не спала ни минуты, даже на диване не сидела. Александр Игоревич приходит — я бодрая. Спрашивает: «Ты работала?» — «Конечно, работала, семьдесят человек вам пересмотрела».
— Защитных костюмов хватает?
— Хватает — бери, сколько надо.
— Тяжело в них целый день.
— Зато тепло, мне вот очень нравится. Я мерзлячка.
— А очки, маска?
— Мы в двух масках ходим постоянно. Снимаем только, чтобы поесть. Привыкли.
— Не жалеете, что пошли в ковидный госпиталь?
— Нет. Это жизненный опыт.
— Как будете к детям возвращаться? Не успели привыкнуть — отвыкли.
— Недавно женщина поступила с гастроэнтеритом, я назначила ей терапию, а потом поняла, что расписала дозировку как ребёнку, пришлось переписывать… Но многое, конечно, снова вспоминать придётся.
— Вернётесь на участок?
— Посмотрим, как с учёбой будет. Возможно, пойду как неонатолог-стажёр в роддом. Можно со второго года ординатуры перевестись стажёром к себе в больницу, одновременно работать и учиться.
— Но в любом случае с детьми будете работать? Или, может, в инфекционисты захотели переквалифицироваться?
— Нет-нет, конечно, с детьми. С бабушками и дедушками не хочу больше, с детьми спокойнее. Мне нравится с ними.
— Замуж и своих детей рожать не собираетесь?
— Нет, пока замуж не собираюсь. И рожать до окончания ординатуры, сказали, нельзя (смеётся).
— Коллектив хороший в отделении?
— Что в детской нравился коллектив, что здесь. Мне не много есть, с чем сравнить, но вот в перинатальном центре работала — там все какие-то злые, никто не поддерживает. Если жалоба поступила, обязательно будет виноват тот, кто дежурил. А тут и Жанна Александровна за своих до последнего стоит, и Александр Игоревич нас в обиду не даёт. И другие люди тоже нравятся — и помогут, и подскажут, и покажут.
— Больше не спрашиваете себя, зачем пошли в медицину?
— Иногда думаю: а куда? Какая есть сфера, которая бы меня притянула? Нет такой. Для меня другие профессии как будто в серых красках все. Не так живописны.
— Анна Сергеевна, у вас есть прогноз, как будет развиваться эпидемия, когда она закончится?
— Что будет, не знаю. Пока воюем дальше.