Выдвинулись малой группой к позициям противника, две недели штурмовали позиции, за это время подбили танк, взяли два опорника с пленными, под новым танковым обстрелом продолжили бой с превосходящим по силам противником. Эти сводки — не фабула фильма о Великой Отечественной, а один из боёв специальной военной операции, участниками которого стали и наши земляки. Сегодня один герой комиссован, а второй после отпуска скоро снова отправляется на фронт.
Однако такова реальность, что мобилизованный артёмовец Сергей Юдин в двухнедельном штурме декабря 2022 года пережил многое — брал опорные посты, двое суток был в окружении, терял боевых товарищей, выносил раненых, но по документам в бою будто и не участвовал, поскольку с начала мобилизации числился в другой воинской части, и не пулемётчиком, а связистом. Солдат, стремясь понять, в каком подразделении он всё-таки значится официально, обратился в военное ведомство Свердловской области. Через какое-то время получил письменный ответ, что его вопрос по выплатам, про которые он вообще не спрашивал, на рассмотрении.
…Сергей не хочет ничего и никому доказывать. Для него важнее — служить честно, жить в правде, продолжать защищать на поле боя те жизненные ценности, в которые искренне верит.
«И дорожишь всем этим»
Дома, говорит Сергей Александрович, ему хочется всех навестить, а в семейном кругу — постоянно ощущать присутствие близких, даже ночью из-за этого не спится:
— Там зайдёшь — проведаешь, туда сходишь — посмотришь, как спит. Дорожишь этим всем, потому что понимаешь, что опять скоро всего этого не будет, разве что весточку напишешь, чтобы до дома дошла, и надежда какая-то была.
Да и вообще, признаётся ветеран Чеченской войны и воин спецоперации Юдин, по натуре он спокойный и миролюбивый человек:
— Что хотелось бы по возвращении домой? Быть домохозяином, заниматься огородом, помидоры, картошку выращивать. И не хотелось бы детям моей участи. Конечно, когда парни на папу смотрят, который и там повоевал, и там повоевал, они уже патриоты. Но хочется, чтобы патриотизм их проявлялся не так, как у меня. А чтобы они стали кто-то доктором, кто-то музыкантом, кто-то просвещал население. Чтобы они здесь находились, а не там.
«А вы каким методом туда попали?»
Но и там, в зоне спецоперации, заметил боец, есть своя жизнь. Сейчас Сергей выполняет задачи в артиллерийском подразделении:
— Командование очень хорошее, воюет с 14-го года, офицеры замечательные. У нас даже замполит есть, с любым вопросом к нему можно подойти и получить разъяснение. И график отпусков чёткий: все ребята, которые должны были уйти в отпуск, ушли — мы со всеми встречались, созванивались.
Единственное, что осталось неясным для военнослужащего — в какой воинской части он числится официально:
— Когда нас мобилизовали в 2022-м, то из Чебаркуля сразу же отправили на самолёте в Миллерово, под Ростов, а оттуда распределили в Кременную. Выполнял боевые задачи. После попал в госпиталь, где мне сделали операцию на желчном пузыре. Потом прибыл в Елань, потому что числился там курсантом. Там мне говорят: «А вы, Сергей Александрович, каким методом попали в Кременную, вы числились штабным связистом в Еланиевском батальоне связи?»…
В Елани бойцу предложили остаться в госпитале, но военнослужащий принял решение в реабилитационный срок восстанавливаться дома, а потом приехал с документами в посёлок Персияновский, где в отделе кадров разобрались в ситуации и определили Сергея в другое подразделение — в артиллерию, на должность разведчика.
«Потом на двое суток связь пропала»
А из боёв в Кременной разведчик-пулемётчик Юдин особенно запомнил штурмовые недели декабря 2022-го (точное название места не озвучивается по понятным причинам).
По приказу командования группа солдат, в составе которой были также Сергей и наш земляк Константин, отошли от позиций, окопались на самом передке и находились там две недели. Ну, как находились — жили под обстрелами, штурмовали опорники:
— Захватили один опорник, второй покромсали очень серьёзно, пленных взяли (их потом отправили в штаб). На позиции к противнику не заходили, не видели, сколько их там, но изначально знали, что их намного больше, чем нас. А потом на двое суток наша связь с командованием пропала… Первый день по нам отработали танком (был советского производства, только изрисованный крестами и трезубцами). Стоял в 300 метрах от нас, и мы его подбили: снайпер попал в «тепляк», а потом сбили ему «гусянку». Тут приехал второй танк. Думаем — всё. А он просто зацепил подбитый и оттащил. И пехота на нас тоже не пошла, все отступили.
В первый день танкового обстрела на выручку воинам вызвалось подразделение «братьев-башкир», которые услышали по рации, что на солдат идёт танк, сели на «УАЗик» и привезли бойцам гранатомёты.
«Ночью решили: сражаться до последнего»
После, вспоминает собеседник, всей группой принимали решение. Ведь разрешения об отступлении от командования не было:
— Всю ночь думали, уйти нам или не уйти. И решили сражаться до последнего. А наутро они из уже двух танков нас расстреливали. Мы их не видели, они просто уничтожали наши позиции. Слышали по радиостанции, что погибают ребята по соседству. Погибшие и у нас были: парня, который ночью говорил, что «приехал сюда умирать», его первого убило… Конечно, страшно, очень страшно было. Видимо, Бог упас.
Группа солдат продолжала работать. Но, говорит С. Юдин, когда поняли, что потери возрастают, собрали раненых и начали отходить:
— Раненых 4 с половиной часа тащили. До одной позиции дошли: думали, что наши, а там укропы — приняли ещё один бой. А потом вышли на башкир: они по радиостанции знали обо всём, встретили нас, а мы все контуженые. Супу нам притащили, раненых загрузили сразу на эвакуацию. У нас парень шёл своим ходом, с осколком деревянным в голове, а в госпитале оказалось, что у него ещё один осколок. Из головы «копьё» ему вытащили, другой осколок оставили, он снова попросился на передовую и в колонне погиб, не доехал. А другой парень, которого мы раненого выносили, увидел меня уже в 23-м году в Персияновке, заревел: «Саня, Саня!». Я ему: «Да я не Саня!». А он ревёт, обнимает по-братски.
«Остановиться, помолиться — это нормальные вещи»
Но это были эмоции после передовой. А там, «за ленточкой», каждый защитник находит внутри себя силы на самые сложные испытания:
— Это по большей степени дух, характер. Даже если после каких-то моментов человек ломается душевно, но потом общается с коллективом, ему дают отдохнуть немного, он отходит и, помолившись, начинает работать. Это вера (я сам уже взрослым, в 27 лет, принял христианскую веру, пришёл к этому осознанно). Скажем, ходили мы с человеком в разведку, у него 7 детей, и он тоже верующий, так мы с ним остановимся, помолимся — это нормальные вещи. Верующие там все. И все — кто крещёный, кто мусульманин, кто с другой верой — молятся, у всех иконки свои, свечки… А в госпиталях как батюшки молятся над каждым раненым, настолько веру каждому поднимают! Это ум, смекалка, наши люди умеют работать руками — когда начинаем заниматься каким-то делом, нам это всегда сильно помогает.
Придаёт крепости бойцам и воспитание, моральная поддержка семьи. Сергей со стороны родителей и всех близких всегда это понимание и заботу чувствует. А папа Сергея Юдина и тесть (ветеран Афгана), если б позволило здоровье, снова бы вызвались на передовую.
«Большинство из них в душе такие же русские»
Многое определяют и смыслы, которыми воины руководствуются на передовой. У каждого, говорит Сергей Александрович, своё мировоззрение, своё понимание, за что он сражается:
— Война есть война, и каждый защищает своё. Среди наших солдат достаточно много многодетных. И нам есть кого защищать… Я верующий человек, и знаю, что и по ту сторону есть такие же люди, которые тоже к христианской вере относятся. Но война есть война. И каждый, как может, выполняет свою работу… Мы с ребятами считаем, что всё это проплачено, и на той стороне их заставляют воевать. Но как бы их ни пытались переделать, склонить их к вере новой вряд ли получится. Потому что, в широком смысле говоря, большинство из них в душе такие же русские. Война закончится, и мы, простые люди, которые за жизнь, за любовь, ещё все помиримся.
