Отодвинув тумбочку…
В помещениях остались панцирные кровати и столы для игр — мебель былого, советского, формата. Вот прямо в коридоре стол, вокруг которого помещался весь отряд, стоит на своём месте — помнится, за ним мы придумывали название отряда, девиз, речёвку и рисовали стенгазету. А вот недосягаемая комната, следующая за нашей, девчоночьей, спальней — вожатская. Заходить без надобности сюда было не принято, и субординацию мы соблюдали, несмотря на молодой возраст наших воспитателей: нам-то они казались дяденьками и тётеньками. А теперь можно даже зайти: кровать, тумбочка, шкаф — аскетичная обстановка.
Нет, ощущение разрухи совсем не возникает. Есть ощущение брошенности, забытости, нереальности и — безграничной ностальгии. В когда-то самом большом и популярном у детворы пионерском (именно пионерском, а не загородном) лагере всё по-прежнему. И тротуарная дорожка, поднимающаяся в горку к главным воротам, по которой бежать к приехавшим родителям было настоящим спортивным испытанием, но мы бежали, не чувствуя под собой ног. И большой клуб — вот он, справа, — с высоким крылечком в радиорубку, где дежурить в выходные хотелось всем без исключения, потому что было так здорово сообщать фамилии счастливчиков по громкоговорителю на весь лагерь. И корпуса. Наверное, ты пожил в каждом из них, потому что, подрастая, ежегодно приезжал в более старший отряд, а значит, в следующий корпус. Вот этот, самый «взрослый», двухэтажный, с пожарной лестницей, хранит особенно много воспоминаний. Ещё бы, мы ведь были такие большие — тринадцатилетние. Это на нас равнялись все отряды, это мы побеждали во всех соревнованиях, это мы кричали самую громкую и смелую речёвку. И это наши девчонки были вечером в клубе самые неотразимые — за счёт разнокалиберной косметики и общего на всю палату гардероба. И это наши мальчишки были самые галантные, даже не стесняясь своей галантности в силу «взрослого» возраста. Удивительно, но корпуса все целы и даже невредимы. Конечно, под современные стандарты их надо подводить, и ремонт явно требуется, но стены, двери, окна на месте. В стёкла (целые, между прочим) бьются единственные здешние обитатели — случайно залетевшие бабочки…
Флаг поднять!
А как трудно было встать утром на зарядку! Попытки закосить терпели фиаско: вожатый зорко следил, чтобы все поднимались и выходили на воздух. Здесь, на просторной спортивной площадке, мы постепенно просыпались под бодрые команды и весёлые шутки нашего физрука. Вот эта площадка, между корпусами. А теперь здесь поднимается лесок из новорожденных сосёнок.
До завтрака — непременно линейка. Это вообще особенные место и действие. Все отряды собирались уже на другой площадке, оборудованной флагштоком и подиумом для горнистов и барабанщиков. Кстати, бить в барабан и дуть в горн умели далеко не все, и почему-то это было мужской привилегией. За каждым отрядом закреплялось своё место, от которого бежала асфальтовая дорожка к центру, где старшая пионервожатая после отрядной переклички принимала рапорт командиров отрядов. Потом торжественно под бой барабанов поднимали флаг на флагштоке, хвалили отличившихся, хулили опять же отличившихся, только в другом смысле, озвучивали план жизни лагеря на день и — наконец-то — шли в столовую. Сейчас площадку сразу и не заметишь — она скрылась за огромными елями. И когда они успели вырасти? Хотя чему удивляться — у них было время. Вот здесь, где теперь простирают свои еловые лапы хвойники, стояли пионеры на линейке. И флагшток осиротел — нет на нём флага. Никакого…
Пионера — побелить
Столовая. Душевное место. «Спасибо нашим поварам за то, что вкусно варят нам!» — кричали отряды после обеда, и это было больше, чем «спасибо». И правда, съедалось всё с удовольствием — то ли потому, что свежий воздух, подвижные игры отнимали много сил, то ли за большую компанию. Но за добавкой бегать не стеснялись, и в ней никому никогда не отказывали, наоборот, подбадривали: кушайте, поправляйтесь! И мы поправлялись: на пару килограммов в конце смены прибавлял, наверное, каждый. …Ступени в столовую покрылись мхом — красиво, забвенно. А вот вечно стоящие на посту по обеим сторонам от лестницы гипсовые пионер и пионерка, кажется, в полном здравии. Ну, разве что побелить да галстук поправить.
За столовой — хоздвор, запретная для детей территория. Сюда заезжали машины с продуктами, здесь располагались подсобные помещения, жилые комнаты для персонала, директора. Пожалуй, эта часть лагеря сохранилась лучше всего — дольше оставалась жилой. Кстати, один обитатель здесь есть и сейчас. Это сторож Алексей, житель соседнего селения. Совмещая полезное с полезным, обходя территорию лагеря, Алексей собирает чернику в трёхлитровый бидончик. Пол-бидончика уже есть. Кроме черники, здесь найдёшь и малину, и землянику — лагерь расположен в ягодных местах. Зарос чернижником и спуск к реке.
Сила притяжения
На берегу — территория игр. Скамейки под навесом от солнца. Отсюда вожатым удобно было наблюдать за бегающей и голосящей ребятнёй или зрителям — наблюдать за спортивными состязаниями команд. Футбольно-баскетбольная площадка, видно, была заасфальтирована на совесть — её до сих пор не повредили корни растений. Хоть сейчас выходи гонять мяч! Вот только убрать оставленную кем-то тележку… А качели изрядно заросли и вообще превратились в груду металла. А вот любимые за экстрим лодочки. На них самые смелые раскачивались «до стукалки», но, к счастью, ощущение полёта начиналось гораздо раньше. Теперь самих лодочек нет, есть лишь железные опоры, огороженные неизменным забором.
Та же участь постигла и подвесной мост — знаковый атрибут именно этого лагеря. Сила притяжения в районе моста действовала неумолимо: всех так и тянуло на эту качающуюся переправу. Но путь преграждала дверь, запертая на ключ. Отпирали замок только тогда, когда шли в поход на другой берег узенькой, но бойкой в этом месте речки Реж. И это были желанные минуты: мост раскачивается в такт шагам целого отряда, девчонки повизгивают, вожатые подгоняют, а в паре метров под ногами вода — весело! Дверь, кстати, сохранилась, а вот мост… На канатах висит остов — всё, что осталось от стратегического объекта местного значения.
А ещё в лагере действовал бассейн — большой, крытый, настоящий. Помещение бассейна на месте и внешне — даже ничего. Такого большого бассейна, пожалуй, не было больше ни в одном лагере. Из инфраструктуры были ещё медпункт с палатой-изолятором, библиотека, игровая комната, напичканная настольными играми. Велись кружки. Что ещё нужно для жизни — летней, детской, беззаботной?
Есть ли у прошлого будущее?
Раньше «Сосновый бор», как известно, принадлежал Егоршинскому радиозаводу. Предприятие было градообразующим, состоятельным, а потому могло себе позволить содержать лагерь для детей своих сотрудников. Но и для ЕРЗ наступили не лучшие времена: лагерь сначала перестал функционировать, простоял несколько лет необитаемым, а потом завод, вернее, его очередные хозяева передали объект в ведение оздоровительно-образовательного центра «Юность Урала». Это государственное учреждение, центральный офис которого находится в Екатеринбурге. Оттуда периодически в лагерь наведываются комиссии и контролируют состояние лагеря, сохранность его имущества.
— Мы сохраняем его в том виде, в котором его нам передали. Скажем так, лагерь в процессе ожидания, — прокомментировала ситуацию с «Сосновым бором» директор центра Мария Антоновна Павлова. — Сегодня помещения не пригодны для жизни, разрушены сети, бассейн устарел, нет коммуникаций. Нужно всё восстанавливать в соответствии с сегодняшними требованиями, а они сильно изменились. Нужны деньги и хорошая модернизация.
Если желающий вкладывать деньги в модернизацию «Соснового бора» появится из числа предпринимателей, то вряд ли новый частный владелец будет поддерживать именно детский отдых. Скорее, он захочет открыть на территории лагеря базу отдыха. Но Мария Антоновна всё же связывает надежды именно с детским отдыхом.
— Перспективы есть всегда, особенно в современной политике, когда создаются программы по развитию загородных лагерей. Но было бы хорошо, если бы и администрация вашего городского округа обратила внимание на лагерь.