Ели землю и были живым щитом у фашистов
Майсура Хусаиновна родом с Украины. В Луганской — Ворошиловградской в военные годы — области у неё много родственников, за которых снова приходится переживать:
— Вот недавно Ася звонила: ничего хорошего в Луганске, продолжают бомбить… Эти бендеры хуже фашистов: что в те годы, что сейчас. В 42-м им скажут, что девушка комсомолка, так они её на площади повесят и родителям не дают снимать. Но и от фашистов мы натерпелись. Две сестры старшие у меня в армии были, а мы младшие с мамой остались и оказались на два года в оккупации. И голод пережили, и холод. Очень жёлуди спасали нас, а ещё мы ели дубовые листья и землю жёлтую.
Когда советские войска стали наступать, жителей Донбасса пленными этапировали на Запад, вспоминает бабушка Шура:
— Когда они стали отступать, население как скот гнали: если чуть перейдёшь не туда, по ногам палками били, загоняли за проволоку. Мы друг за друга цеплялись, чтобы не потеряться. А когда их поджали наши войска, они скотину на наших глазах живьём сожгли. Вы думаете, это не остаётся на всю жизнь? Я поэтому мясо вообще не ем. Нас хотели до Днепра догнать. Когда там начались сражения и советская армия перешла в наступление, то фашисты ставили нас живым щитом, но наши успели нас освободить. И вот мы снова пешком, держась за маму, шли обратно весь этот страшный путь.
Воздух тяжёлый, работа опасная
Майсура закончила в Донбассе семь классов и в 14 лет пошла работать на шахту:
— Мама получила травму, а старшая сестра болела — я и решила продолжить семейное дело на шахте. Папа-то на фронте погиб. Сначала мне доверили «телефонку» — тогда надо было связь с помощью шнуров переключать — высоко, не дотянуться. Тогда сторож мне сделал скамеечку. Без конца прыгать со скамейкой было сложно — перевелась на контролёра ОТК: там надо было в шахту спуститься, взять пробы и вывезти на поверхность, в лаборатории отделать, определить процент содержания веществ. Потом стала ламповщицей — по проложенной трассе мы проводили освещение, эта работа опасная и вредная: раньше-то освещение было на бензине. Да и позже с аккумуляторными лампами не легче было: воздух в шахте тяжёлый.
Если доверили быть полезной
Переехав в Челябинск к дяде, 18-летняя труженица вышла замуж и продолжила свой шахтёрский стаж вместе с супругом, Гарифуллой Абдулловичем:
— Он участник двух войн, на фронтах был сапёром, получил инвалидность, но на шахте продолжал работать взрывником. Прожили вместе мы хорошо, троих детей вырастили. На стене нашего дома доска в его честь.
На шахте в Челябинске Майсура проработала 32 года и считает, что на любой работе можно сгодиться, если со смыслом её делать:
— Кто-то придёт на год-два и не выдерживает, а я работала. Не знаю даже, какие черты характера нужны в шахте. Для себя решила: раз мне доверили эту службу — развешивать светильники для шахтёров — значит этим могу быть им полезной.
«Не материться, тётя Шура идёт»
В годы Великой Отечественной войны многие шахтёрские коллективы были женскими, а в 57-59-х годах работу представительниц «слабого» пола начали из шахты переносить на поверхность предприятия, продолжает рассказ собеседница. За годы работы в коллективах — как женских, так и мужских — складывался негласный свод правил:
— У нас в ламповой одни женщины работали, все были как одна семья, друг другу помогали. Например, у меня трое детей, у той двое. Если у кого-нибудь дети заболели, мы оставались и по две смены работать. Дружно работали. Немыслимо, чтобы голос друг на друга поднять. И мужчины наши правила уважали. Было, выйдут из шахты и говорят: всё, ребята, рот закрыли, не материться, тётя Шура идёт. При мне никто не матерился. Уважение было.
Жизнь в оккупации объединила со всеми людьми
После войны у всех было особое отношение к жизни, людям, особенная сила воли, объясняет Майсура Хусаиновна:
— Сначала 10 лет мы жили в бараке: после 8 часов смены надо было печку топить, воду носить, дети маленькие. И всё успевали. Мне кажется, нас, кто был в оккупации и кто войну прошёл, это воспитало и объединило со всеми другими людьми. Мы такое пережили, что как-то к людям со всей душой относимся. И со всеми соседями у меня добрые отношения. Маленькие ходят во дворе — и мне уже радостно!
И эти слова о любви к людям — не пустые. Именно Майсура Ибракова в 1984-й трагический год, когда на буланашской шахте погибли 14 человек, нашла слова поддержки для каждой семьи, где потеряли близкого:
— Так как я всех шахтёров знала, Лев Борисович, начальник шахты, мне поручил все семьи обойти, с каждым поговорить. Конечно, горе не уймёшь, но сделала, что могла. С кем-то по-татарски поговорила, с кем-то поплакала, кого-то выслушала.
Тогда все были голосистые
Майсура Хусаиновна не только свидетельница тяжёлых, но и участница светлых страниц истории буланашской шахты и с благодарностью вспоминает людей, из энтузиазма которых и складывались традиции на предприятии:
— В 60-е годы у нас был начальник шахты Лев Борисович Бейлин. Он стремился, чтобы посёлок строился, добивался, чтобы шахтёрам выделяли квартиры. Он был такой хороший для людей, старался для каждого создать достойные условия, при нём на шахте порядок был. А Чебыкин, бывший фронтовик, был инженером и парторгом и организовывал культурные мероприятия… Он всех женщин на шахте упрашивал ходить на хор — благодаря ему у нас почти все женщины пели: тогда все были голосистые. Нам Дом культуры одежду сшил, и мы на все праздники выступали. В основном мы пели, конечно, военные песни. Сейчас вспоминается — «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат»… У нас песенный поэт, композитор хороший тогда в области был, Евгений Родыгин, так мы его песни про шахтёров пели.
«Теперь за километр здороваются»
В общем, жили хорошо, подводит итог ностальгическим воспоминаниям абика, нисколько не сожалея о своём выборе профессии. А сегодняшние переживания Майсуры Хусаиновны о другом:
— Жаль, что нет советской власти: тогда было уважительное отношение к человеку везде. И это отношение складывалось из поступков каждого. Скажем, когда я была депутатом, знала интересы граждан, была их представителем, следила за порядком в посёлке. Сейчас со мной везде хорошо обращаются: и в больнице внимательны, и с поселкового Совета приглашают на встречи, и соседи всегда интересуются, как дела. Но в целом в обществе к человеку не так относятся, как раньше.
Собеседницу волнует, что молодёжь остаётся сегодня без должного внимания:
— Сейчас они курят, пьют всякую дрянь. Даже дети матом ругаются. Однажды я ребят тут собрала и давай им военные стихотворения читать да рассказывать, как войну прожила. Так теперь они за километр меня видят и уже здороваются.
Хорошо бы вспомнить дворовые праздники
Буланашу нужны крепкие предприятия, размышляет Майсура Хусаиновна, чтобы люди воспряли, а обществу надо вспомнить про ценность каждой профессии:
— Надо уважать человека в любом труде. Пусть он сторож, продавец, мастер или улицы подметает — в любой работе требуется и ум, и умение, и старание. Раньше особенно это было заметно в праздничных встречах: будь ты начальник или простой рабочий — к каждому было одинаково хорошее отношение. Помню, в нашем дворе мы так дружно праздники отмечали: тут прямо на улице столы накрывали, люди собирались, общались, музыку играли, песни пели, и я тоже пела. Хорошо бы, чтоб так и сейчас было почаще.