9 мая 2020 года Антонине Корнеевне Амосовой исполнилось 90 лет.
Ни государство, ни город не вспомнили об этом. Так что особых, в смысле официальных, поздравлений Антонина Корнеевна Амосова, урождённая Леоненко, в этот день не дождалась, хотя дата солидная, очень уважаемая. Да и юбиляру есть что вспомнить и было что рассказать в этот день.
«Если описывать мою жизнь подробно, — говорит Антонина Корнеевна, — нужно писать книгу».
И правда, судьба её вполне достойна книжного описания. И это при том, что она не особо избалована признаниями заслуг.
Так вышло.
Антонина Корнеевна — дитя войны, только вот детство своё военное провела не здесь, на Урале, а в оккупированной Белоруссии, под немцами. То есть было ей в военные годы не просто голодно, тяжело, но и реально страшно, смертельно опасно.
Отец Тони приближал Победу так же, как другие солдаты Великой Отечественной. Но воевал не на фронте, а в партизанском отряде. Возник отряд стихийно, в первые дни войны, не дожидаясь благословения центра, — по Белоруссии таких было множество, так что документов, подтверждающих боевое прошлое Корнея Захаровича Леоненко, у неё тоже нет.
Работать Антонина Корнеевна начала рано, в конце войны уже трудилась наравне со взрослыми, однако тружеником тыла не является. Кто и где её трудовой стаж тогда записывал, как можно подтвердить вот этот суровый детский подвиг, если годы спустя далеко не каждый работавший в глубине страны несовершеннолетний смог доказать свою принадлежность к категории тружеников? А тут — деревня на приграничной и абсолютно разрушенной территории…
Ещё она — не ветеран труда. Хотя всю жизнь работала на совесть. Это уже современная история…
В общем, фактически она дитя войны, дочь погибшего бойца, труженик тыла, ветеран труда, но юридически — нет.
Соответственно, не положено Антонине Корнеевне никаких наград и выплат, приуроченных к очередному юбилею Победы. Ни 50 тысяч, ни пяти, ни одной, нисколечко.
Ну ладно, де-юре основания нет — хотя это бред, конечно. Но буква закона же не запрещает просто знать и помнить? Нет же никакой сложности в том, чтобы сказать тёплые слова достойному человеку, отметившему 9 мая сразу два юбилея — свой собственный и Победы? Подарок или хотя бы открыточку отправить, позвонить?
Поймите, дело вообще не в том, что эта женщина позабыта-позаброшена. Нет, у нашей героини есть замечательные близкие, которые о ней заботятся, любят её, она ни в чём не нуждается. Это правда.
И ни причём тут её обиды. Хотя, конечно, когда люди этого же возраста, живущие рядом, обласканы (заслуженно, кто ж спорит!) структурами разного уровня, всякие мысли приходят в голову. 9 Мая — не её праздник, что ли? Разве это не День окончания великой войны и разве её семья не положила на алтарь священной битвы за родную землю своё семейное счастье, свои жизни? И разве она не среди тех очень немногих уже людей, которые знают, как война выглядит вблизи, и могут рассказать то, что мало кто уже помнит?
Похоже, мы, празднуя юбилей за юбилеем, забыли, что есть не только книги и фильмы о войне. Есть люди войны. Пока есть. Но юбилей от юбилея их становится всё меньше.
Дочь Антонины Корнеевны записала воспоминания своей мамы. Читайте, тут за строчками — такая судьба…
И да — с прошедшим Вас днём рождения, Антонина Корнеевна! С общим на двоих юбилеем — Вашим и Победы! Здоровья, хороших светлых дней! Не сомневайтесь: 9 Мая — Ваш праздник. В первую очередь — Ваш.
Родилась 9 мая
Я родилась 9 мая (а в метриках записали 10 мая) в бедной крестьянской семье в деревне Шаламово Витебской области Белорусской ССР. Мой отец Леоненко Корней Захарович работал в колхозе конюхом. Мать Марфа Нестеровна — дояркой. В семье было пятеро детей: Ваня родился в 1925 году, Надя в 1928-м, я — в 1930-м, Вера — в 1933-м, Таня — в 1936-м.
Здесь, в Шаламово, я пошла в начальную школу и закончила 2 класса. А в 1940 году наша семья переехала в Невельский район, в деревню Лехово. Отец устроился на спиртзавод, а мама дояркой в совхоз. В Шаламово я училась в белорусской школе, в Лехово пришлось учиться на русском языке. В Лехово я и закончила 3 класс. А потом началась война.
Продукты в лес, спирт на дорогу
Помню, как руководство сельсовета и спиртзавода из всех магазинов и баз начали вывозить весь товар и продукты в лес. А из цистерн, которые находились на территории завода, весь спирт вылили прямо на дорогу. Местные жители вёдрами черпали его из луж и уносили по домам.
Вместе с руководством совхоза и завода в лес ушли многие мужчины для формирования партизанского отряда. В том числе мой отец.
Это было где-то в середине июля.
Немцы хозяйничали, как дома
На следующий день после ухода наших мужчин в лес по дороге в сторону Невеля пошли немецкие войска. Ехали весело, играли на губных гармошках, смеялись.
Одна из воинских частей заняла Лехово. Немецкие солдаты начали ходить по домам и забирать у населения всю живность и оставшиеся продукты. Хозяйничали, как у себя дома.
Пришли и к нам в дом, стали палкой бить кур, а когда моя старшая сестра Надя подбежала к ним, чтобы защитить кур, на неё немецкий офицер наставил пистолет. Мама выбежала, быстро забрала дочь в дом, чтобы ей ничего не сделали плохого. А потом наших кур немецкие солдаты варили в полевой кухне.
Брата отправили в Германию
В начале осени мы с мамой бежали в окопы через картофельное поле при очередной бомбёжке. Прибежав в окоп, обнаружили пропажу младшей сестры Тани. Мама послала нашего брата Ваню на поиски сестры. Он нашёл её под кустом картофеля.
Расположившись основательно в деревне, немцы собрали по дворам всех молодых ребят, которые не ушли в лес, и отправили их в Германию. Забрали и брата Ваню, который работал в Германии до конца войны.
На улицах валялись раненые
Партизаны постоянно беспокоили немцев, проводили различные диверсии. Через некоторое время одну воинскую часть сменили на другую. Пока вновь прибывшие немецкие солдаты не познакомились с местными условиями жизни, однажды ночью на них напали партизаны.
А потом немецкое командование направило в Лехово белофиннов — они были на лыжах. Произошёл жестокий бой. Повсюду валялись на улицах тяжелораненые, они стонали, просили о помощи.
После одного из боев партизан с немцами — в начале зимы 1941 года — ночью к нам привезли на санях мёртвого отца и ещё одного партизана. Их скрытно похоронили на кладбище Фролово, за околицей деревни, чтобы об этом не узнали немцы. Поэтому до сих пор мы не знаем, где именно похоронен мой отец, где его могила.
Девочек расстреляли у всех на глазах
С того времени наша деревня переходила из рук в руки. С боями занимали её то наши, то немцы. Во время бомбёжек нас, детей, мама прятала то под русской печкой, то за деревней в окопах.
Чтобы обезопасить себя, немцы натянули вокруг деревни колючую проволоку. Из-за частых боев с партизанами они решили всё население Лехово выселить в село Добуграй. Нас поселили в 2-этажный дом.
В том же доме жила семья, у которой сын был в партизанах, а две дочери оставались с матерью. По какому-то доносу немцы решили уничтожить эту семью. Девочки спрятались в сарае под сеном, а немцы сарай подожгли. Старшая девочка сумела незаметно выскочить и прибежать к нам, наша мама спрятала её под русской печью, но немцы всё равно нашли, выволокли за волосы на улицу. А младшая выскочила из горящего сарая вся обгоревшая, её тоже схватили. Затем согнали жителей деревни на площадь, и у всех на глазах девочек расстреляли.
Мама закрывала головы тарелками
В Добуграе мы часто попадали под бомбёжки. Смешно сказать: мама нас постоянно прятала по кустам, оберегала, закрывая наши головы тарелками. Спали мы в лесу, а я ночами, будучи в сонном состоянии, бродила по лесу, потом возвращалась обратно.
После всех мытарств наша мама решила вернуться на свою родину в деревню Шаламово, и там мы жили до прихода Красной Армии в баньке, так как наш дом был сожжён немцами, сначала вчетвером, а потом вернулся папин брат из партизанского отряда и стал жить с нами.
В 15 лет я перевыполняла норму
По весне 1944 года мы — женщины и дети — организованно вручную поднимали целину лопатами, на своих плечах тягали бороны. Создавали бригады, устраивали соревнования, кто больше и быстрее обработает земли.
Я выполняла и перевыполняла установленные нормы. Когда мама с сестрой уже не могли работать, я выполняла и за них их норму. Руководство района из Езерищ мою фотографию поместило на районную доску почёта. Я, несовершеннолетняя 15-летняя девчонка, перевыполняла установленную норму, за что и была удостоена такой чести.
Тяжело было жить в деревне в послевоенное время, денег не было, ели щавель, лесные ягоды. От щавеля даже зубы были черные, а от картошки даже очистки шли в еду. Пекли лепёшки с ложкой муки. Из крапивы варили похлёбку.
За работу давали еду и зерно
В деревне Рудня, которая находилась рядом с Шаламово, жила семья Амосовых. В Шаламово мы ходили на танцы, и там Ваня Амосов приглядывался ко мне — так я познакомилась с моим будущим мужем.
Тяжело жили, работы не было. И вот среди местных жителей прошёл слух, что в Западной Белоруссии у поляков можно наниматься на работу. Моя подруга сказала мне, что мать повезет её с братом на заработки к полякам и пригласила меня поехать с собой. Там, сказала она, за работу будут кормить и дадут зерна. Я стала уговаривать сестру Веру поехать вместе со мной. А сестра Надя к тому времени уехала по вербовке в Оршу — также на заработки.
Весной 1945 года у нас не было никаких документов, хорошо, что ещё мама сохранила наши метрики. Мама заплакала, говорит: «Куда вы поедете? Вас там убьют поляки!». Но нужно было как-то выживать, и мы поехали.
Когда пошли пешком на станцию — а это 25 километров, Ваня увидел нас. А вскоре, через две недели, он и сам уехал, только попал не в Барановичскую область, как мы, а в Гродненскую, где тоже устроился работать в зажиточную семью. Только ему платили деньгами. Области находились рядом.
Добирались до места мы на товарняках, без всяких билетов, на платформах, откуда нас гоняла милиция. Так, на перекладных, всё же мы добрались до Барановичской области, Смолевичского района, посёлка Поплавского.
Там жили на хуторах зажиточные хозяева. Польская семья взяла меня работницей по дому. Веру устроили пасти коров. Мы работали всё лето, по осени нам дали картошки и зерна, и мы вызвали сюда маму с младшей сестрой.
Работали наравне со взрослыми
Когда в западную Белоруссию вернулась советская власть, там стали создаваться колхозы и совхозы. Чтобы не организовываться в колхозы, поляки начали уезжать в Польшу, бросая свои дома. Один поляк оставил большой 3-квартирный дом, где поместилось три семьи.
Мама стала тоже наниматься на работу косить, жать. Молотили цепями в сарае зерно. Тяжёлую работу мы, дети, выполняли наравне со взрослыми. Это было летом.
Зимой полевой работы не было, и одна хозяйка взяла меня на работу прислугой по дому, чтобы ей не было скучно, так как она осталась одна — сына её арестовали и отправили на лесозаготовки в Сибирь. Я пряла шерсть, вязала всякие вещи (кофточки, платки, носки, скатерти, покрывала), прибиралась по дому. Я, хрупкая девчонка, сама ходила в лес, рубила берёзы и на своих плечах приносила домой, с помощью хозяйки распиливала берёзы, сама колола топором берёзовые чурки на поленья, а потом мы топили печь. Жили дружно.
Приехал разодетый щёголь…
Я писала письма своей подруге в Шаламово. А Ваня Амосов, заработав у своих хозяев деньги и зерно, повёз их матери. От подруги узнал, где я живу, взял адрес и нашёл меня у моей хозяйки.
Приехал ко мне перед Пасхой такой весь разодетый щёголь — с курчавым чубом, в галифе, в яловых начищенных сапогах. Предложил выйти за него замуж. Поговорили с моей мамой, она дала свое согласие, чтобы мы поженились. Самогонки наварили и посидели с соседями — вот и вся наша свадьба в 1947 году.
После этого он снова решил поехать в свою Гродненскую область работать. Пригласил и меня. Я согласилась. У его хозяина поляка мы проработали весь сезон.
Затем Ваня завербовался в Витебск на кирпичный завод — в городе легче было получить паспорт, так как документов у него не было, свидетельство о рождении тоже сгорело во время войны. Нужно было и мне как-то оформлять паспорт, и я вернулась к маме. С большим трудом всё же получила свой долгожданный паспорт.
Потом муж забрал меня в Витебск, там я родила сына. Снимали частную квартиру, ребёнок очень болел, ночами не спал, мешал хозяевам квартиры. Нас выгнали, и нам пришлось вернуться к маме в Барановичскую область. Здесь мы зарегистрировали сына в 1949, пожили немного.
Двоюродный брат Виктор пригласил нас в Смолевичский район Минской области на торфозаготовительный завод «Красное Знамя». Там муж устроился на работу, окончил курсы на скреперовщика. Но сын наш всё болел и в возрасте семи месяцев умер. Здесь проработали до 1951-го года, я родила дочь 8 марта, и через три недели Ваня ушел в армию. Служил он в Германии 4 года.
Во время его службы я устроилась работать сначала в общежитии техничкой, потом меня заведующая детсада пригласила работать поваром. Сюда же в детсад я устроила в ясельную группу дочь. За всё время службы муж был в отпуске один раз.
Мужа пригласили на Урал
В это время Ваню нашла его старшая сестра Вера, которая была во время войны эвакуирована в Свердловск, как жена офицера, и пригласила его после службы приехать к ней на Урал.
После армии в 1954 году Ваня побыл у меня две недельки и поехал в Свердловск. Сестра помогла ему устроиться на курсы водителей автомобиля, которые проходили в г. Артёмовском. А в 1955 году приехала к нему я с четырёхлетней дочерью.
В Артёмовском мы жили в частных домах и в бараках. После окончания курсов муж устроился водителем легковой автомашины и возил начальника шахты Реутова. Машины ставили в гараже вместе с торговскими автомашинами. И люди ему посоветовали устроить меня экспедитором в торг — здесь я научилась считать на счётах и с 3 классами образования работала наравне с женщинами, которые заканчивали курсы и техникумы.
Я работала честно
Экспедиторов в торге стали сокращать, и Богатырь, директор хлебозавода и наш земляк, пригласил меня перейти экспедитором на хлебозавод. Здесь я проработала 18 лет с 18-часовым графиком работы.
А потом на хлебозаводе сделали посменный график работы и надо было выходить в ночные смены, что меня не устраивало. В микрорайоне в это время открывался 26 продовольственный магазин, и заведующая, приехав к нам за хлебной продукцией, пригласила меня стать в нём консультантом. Поработала 1-2 года и перешла на хлебный отдел в магазине № 28.
Здесь я 18 лет проработала кассиром-контролером. Работала честно, без недостач по кассе, хотя и не имела достаточного образования. Когда-то поступала в вечернюю школу, но не смогла учиться — программы были уже другие, было уже трудно после работы ходить ещё и на учебу.
Обидно
Я проработала в торге 36 лет, но так и не получила звания «Ветеран труда». Да многие работники торга тоже не получили этого звания.
Когда к власти пришел Б. Н. Ельцин, вышел закон о присвоении звания «Ветеран труда», и я пошла в соцзащиту, где мне пообещали выписать удостоверение. Однако у них не оказалось бланков, сказали прийти через недельку. А через неделю мне сказали, что на покупку удостоверений нет денег. Потом я снова ходила, но теперь уже заявили, что нужны награды. И опять ничего, хотя грамоты и благодарности у меня были.
И вот я, проработав столько лет и прожив такую трудную жизнь, ничего не имею, никто обо мне не вспоминает ни на один праздник. Обидно…
Записала Лариса Ивановна Быстракова