ЗА ТРИ-ЧЕТЫРЕ КИЛОМЕТРА до деревни начиналась выжженная земля: по обе стороны дороги – чернота. И чем ближе к месту трагедии, тем дальше, до ближайшего леса тянулись выгоревшие целиком поля; на въезде с левой стороны навстречу нам двигалась огненная полоса, а напротив кладбища начинал гореть деревянный столб с оборванными проводами.
Потом мы оказались на деревенской улице… без домов. Вместо домов в небо одиноко смотрели печные трубы. Где-то, правда, остались кирпичные сараи, чуть в стороне – остов теплицы, черный железный скелет какого-то транспортного средства, металлическая утварь, головешки и… снова – трубы, на которых невольно задерживался взгляд.
На обочине дороги пожилой мужчина смотрит вдаль, на дымящиеся головешки бывшего соседского дома. Это Геннадий Кузьмич Третьяков, за его спиной – еще теплые угли родного дома.
— Вон оттуда пришло, — говорит он, махнув рукой, — а такой ветер, что не успели оглянуться – защелкало, заполыхало, трескотня, шифер летит… Сначала-то горело у кладбища, так сосед мой с сыном ездили на тракторе – тушить. Загорелось почему – кто ж его знает, только здесь ничего не осталось, на той улице вон стены кирпичные стоят, а крыша сгорела. У нас с бабушкой два дома было — оба сгорели, ладно, в городе родственники есть. А напротив вон человек сгорел…
ОНИ СТОЯТ ВТРОЕМ – женщина средних лет, бабушка с узелком в руках и дедушка – в валенках — около того, что осталось от некогда, судя по трем уцелевшим трубам, большого дома.
Трудно начинать разговор, когда у людей такая беда. Можно извиниться, но им от этого легче не станет.
Как и Геннадий Кузьмич, Петр Васильевич и Галина Васильевна Никулины стоят к родному пепелищу спиной – беда еще целиком не осознана, но… больно.
— Дом был на двух хозяев, — говорит Галина Васильевна. – В одной половине жили мы, в другой наш сосед, Евгений Дубовицкий. Он только коляску с внуком успел выкатить, да и забежал снова, вещи какие-то вынести хотел. И не вышел больше из ограды. Глаз у него один стеклянный был, может, выход не нашел… 59 лет ему было.
— Там, — вступает в разговор Петр Васильевич, — раньше была деревня – Хайдук, так оттуда и началось. Может, кто траву или солому подпалил. А ветер такой, как дунет – сразу метра на четыре захватывает огнем. Я только валенки и успел надернуть, в них и выскочил. У нас и трактор был, и мотоцикл, ограда крытая, дров на две зимы наготовлено… Не дай бог в такие годы остаться без кола и двора…
— Когда еще дым был далеко, за лесом, я домой пришла, только теленка напоила, а уж слышу – в ограде трещит, я корову с теленком выгнала, смотрю – а все уже горят, — продолжает Галина Васильевна и вздыхает. — Такая деревня была красивая. И мы — робили, робили и в 68 лет остались без ничего. Всю жизнь пахали, пальцы все исковерканы, а пенсия маленькая – три тысячи, за коровой не могу да хожу, и вот осталась, в чем стою…
— С нами сын жил, — добавляет Петр Васильевич, — он инвалид третьей группы, дочь живет в общежитии в городе. Но нас Толя, сосед, пускает пожить к себе.
МЫ ПОДЪЕЗЖАЕМ К ДОМУ Николая Алексеевича Ларионова, старосты деревни Сарафаново. Его дом уцелел, потому что 19 апреля он справлял поминки по жене – было много народу, вот и отстояли.
— Первый раз я позвонил в милицию позавчера, 18-го, — говорит Николай Алексеевич, — просил, чтобы направили лесничих тушить лес, а он уже горел, палы шли. И чтобы предприниматели поля, где можно, пропахали — отрезали огонь. А вчера от Хайдука большой пал пошел, мы после обеда собрались – бабушки и дедушки, — отправились, затушили. Позвонили в пожарную, нам: тушите своими силами. А у нас одни пенсионеры! Потом я заехал к Дмитрию Леонидовичу Фоминых, жителю нашей деревни, и говорю: заводи трактор, цепляй плуг. Он завел, поехал, а плуг поверху идет – не протаяло. Тогда завели второй трактор — с лопатой. А палы уже кругом того места обошли, куда мы их не пустили, и опять сюда – на деревню. Дмитрий Ленидович подъехал да сам еле-еле успел от огня уйти… А тут ветер, огонь и к его дому бежит. У него дрова загорелись уже, но дом он отстоял — бульдозером все кругом прокопал.
Сначала сгорел дом Упоровых, потом загорелся дом Ереминых, затем ветер мгновенно перебросил огонь сюда. Загорелся один дом, другой, сгорел дом моего сына – напротив. Тут стоял дом-дача, дальше – еще два дачника, также сгорели три четырехквартирных дома. У Чусовых конюшня сгорела, трактор, тележка, только корову и быка успели выгнать. За клубом недостроенным загорелся дом Потаскуевых, потом – двухквартирный, где пенсионер ребенка спас, а сам… Через дорогу дом Третьякова сгорел, рядом с ним – два дачника, итого семь домов. А вообще 14 домов сгорело.
По словам Николая Алексеевича, в пожарную часть звонили несколько раз, но каждый раз там отвечали: тушите своими силами.
— Потом пришла пожарная машина – без воды, воду брали на нашей плотине. Когда первая машина пришла, по рации передали, что уже полдеревни выгорело, только тогда спохватились. Всего было шесть машин, часов пять с огнем бились – потушили…
Были у нас из администрации, председатель Думы, сказали: приезжайте к нам, будем решать вопросы по расселению погорельцев. А вон, видите, за деревней опять палы, могут прийти еще раз… Надо бы проливать, но…
Когда мы покидали выжженную землю деревни Сарафаново, деревянный столб с оборванными проводами напротив кладбища уже вовсю полыхал, а огненная полоса (теперь справа) почти подобралась к самой кромке леса.