Наглее Сталина
Итак, представьте себе. Понедельник, 18 июля, 9.20 утра, автобусная остановка на улице Сысолятина. Люди ждут транспорта в Екатеринбург.
Подъезжает автобус №523, следующий до областного центра. В него садится несколько пассажиров. Ольга Мартынова вместе с дочерью быстро доедают пирожки, только что купленные в магазине. Они едут в Екатеринбург к подруге детства, которая пригласила к себе гостью из США в отряд «Каравелла» — покататься на яхте.
— Жуйте быстрее, а то будете мусорить, — говорит им водитель.
И, не обращая внимания на то, что пассажиры ещё не успели войти в салон, пытается его закрыть.
Дальше рассказывает Ольга Мартынова:
— Я придержала двери локтем, и мы зашли в автобус. «Ну, ты наглее Сталина», — злобно сказал водитель. Мы сели. На вокзале у кондуктора, проверяющего билеты, я спросила, можно ли нам пересесть на передние места. Она ответила, что, конечно, можно, если в Покровском никто туда не сядет. Мы проехали Покровское, я пересела. И услышала крик: «Сядь на своё место! Здесь служебные места!» Спрашиваю: «А для кого? Для экскурсовода, что ли?» И сижу дальше: кондуктор же разрешил.
И вдруг он останавливает «Богдан» посреди леса. Сам выскакивает, нервно курит, ходит вокруг автобуса. Потом обращается к пассажирам: «Мужики, нужно их выкинуть вон отсюда!» Из салона подошёл мужчина в спортивном костюме, он схватил меня за руку и попытался вытащить из автобуса. А я держусь за поручень, упираюсь. Дочка бросилась ко мне, кричит: «Не трогайте маму!»
Наконец этот парень отцепился, и я села на своё 12 место. Говорю водителю: «Вы не нервничайте, вы езжайте. Главное — довезите нас до Екатеринбурга живыми и здоровыми».
Проехали совсем немного, и автобус снова затормозил. Рядом 5-6 постовых машин. Думаю: губернатор, наверное, проезжает — его на дороге охраняют. Оказалось: не его.
Раздалась команда: «Всем выйти из автобуса!» Вышли. «К обочине! Выкладывайте всё из сумок!» Выложили всё на травку, на дощечки какие-то. Вокруг нас встали люди в касках и с автоматами. Нас обыскали. Пока мы стояли, а они что-то писали в своих блокнотах, автобус уехал.
Потом нас с Дариной запихнули на заднее сиденье легковушки, полицейские сели по бокам, чтобы мы из машины, видимо, не выпрыгнули, и мы куда-то поехали.
Так две пассажирки рейса «Буланаш — Екатеринбург» оказались в режевской полиции.
В туалет под конвоем
Было около двенадцати часов дня. По идее, они должны были уже приближаться к Екатеринбургу. Однако, как выяснилось, их задержали по подозрению в терроризме — сообщение поступило от водителя автобуса. И, несмотря на то, что бомбы в женских сумочках не было обнаружено, что их личности тут же были определены, в дежурной части им предстояло провести ещё несколько часов.
Понятно, что ни пить, ни есть им никто не предлагал. В туалет задержанных «террористок» водили под конвоем. И это притом, что Дарина — несовершеннолетняя. На это, кстати, вообще никто, кроме её мамы, которая так и не дала их развести по разным кабинетам для опроса, не обращал внимания. Причём девочка-то не самого могучего телосложения, не заметить её юный возраст было сложно.
Когда я спросила Ольгу, почему она не позвонила сразу же, как оказалась в Реже, кому-то из людей, которые могли повлиять на ситуацию, ну хотя бы к нам в редакцию, она пожала плечами:
— Я была уверена, что справлюсь с этой ситуацией сама. У меня ни одна извилина не была к такому готова. Ну это же бред: подрывная деятельность, терроризм…
И продолжает рассказ:
— Мы несколько часов сидели возле дежурной части, потом нас завели в кабинет, где мы давали показания. Я никак не могла понять, что происходит. На нас всё время орали. Потом посадили в специальную машину, не знаю, как это называется, в «буханку», в «стакан», закрыли на замок и опять куда-то повезли. Мы сидим на этих фанерных сиденьях, я ещё пошутила, что нас в больницу везут: водитель всё кричал, что нас «обеих надо в дурку сдать». И тут двери машины открываются. Смотрю: больница. Оказалось, нас привезли освидетельствовать на состояние алкогольного опьянения. Дочь дыхнула в трубочку, я, решив, что нет в этом никакой необходимости, отказалась. А потом мне сказали, что отказ от этой процедуры означает признание того, что я была в состоянии опьянения. И опять нас посадили в «буханку» и привезли в режевскую полицию. И мы опять чего-то ждали, ходили в туалет под конвоем, пили воду из крана в туалете. Часов в 6-7 вечера нас снова погрузили в машину, снова закрыли на замок. В узкую щель в окне я начала узнавать знакомые места. Когда приехали в полицию Артёмовского, я так обрадовалась: тут у меня дом буквально через улицу. Думаю: ну здесь-то, в родном городе, быстро разберутся. Не тут-то было!
По десятому кругу
В Артёмовском полицейские ровно так же, как в Реже, по десятому кругу требовали ответить, кому угрожали пассажирки, почему они обещали взорвать автобус. Кричали про 300 тысяч штрафа, про 5 лет за решёткой. Ольга уже даже не отвечала на вопросы, просто просила их отпустить, заняться настоящим делом — ловить преступников, бороться с наркоманами, которых в городе немало. Ей же, наоборот, настоятельно предложили пройти к ней домой, чтобы посмотреть, нет ли там под матрасом какой-нибудь экстремистско-шахидской литературы. Подумав: «Подбросят ещё что-нибудь…», она отказалась.
И вдруг сквозь всю эту вакханалию к ней пробился телефонный звонок. Ей звонила подруга — та самая, из «Каравеллы». Подруга с тревогой спрашивала, почему их всё ещё нет. Ольга рассказала ей обо всех своих мытарствах, о том, что они вместе с дочерью застряли в полиции.
Через полчаса к ним из области уже ехали правозащитники.
— Они приехали в половине одиннадцатого. В дежурную часть зашли четыре парня и сразу спросили: вот у этих женщин, которые здесь сидят, какой статус? Почему их тут удерживают? Вы их поили? Кормили? Женщине плохо — давали ей лекарства?
А у меня и правда, с сердцем было плохо. И у дочери истерика случилась. Но никто из полицейских стакана воды не предложил.
Маму с дочкой сразу же отпустили. Вот буквально тут же. Потому что в принципе больше трёх часов, необходимых для выяснения личности, их и держать-то за решёткой не имели права. Но продержали в четыре раза дольше. А если принять во внимание участие во всей этой истории 15-летней, точно ничего не нарушившей девочки…
А почему, собственно?
Ольга Мартынова — человек не ангельского поведения. К тому же журналист, а журналисты бывшими не бывают. И за словом она, прямо скажем, в карман не полезет. Так что раздражение водителя, вступившего с ней в перепалку, возможно, было вполне обоснованным. И это, наверное, всё, что можно сказать в его оправдание.
Потому что понять остальное невозможно.
Есть пирожки в салоне, конечно, страшное преступление. Пересаживаться с места на место — тоже. Но неужели пассажиров (женщину и девочку) можно за это вот так запросто высадить (в нашем случае — попытаться высадить) прямо в лесу?
И зачем сообщать в полицию о террористах, заведомо зная, что это неправда? Неужели хотелось, чтобы дело закончилось именно так?
Есть вопросы и к полицейским.
Приехали, обыскали, проверили, убедились. А дальше что? Почему не отпустили? Во всём же должен быть смысл. Вот здесь он — какой? Решили сообразить громкое дело ради очередной палки в отчёте? Или так — чисто поиздеваться захотелось над американскими гостями?
Почему если задержали людей, то не предложили задержанным адвоката? Зачем пытались выбить показания, хотя уже понимали, что напуганные женщина и девочка отвечают всё как на духу?
Почему в таких условиях держали людей? Зачем девочку проверяли на алкоголь? Почему перевозили в спецмашине?
Почему, почему, почему…
У Ольги Мартыновой, кстати, есть ещё один вопрос: почему так и не отдали ей для чего-то изъятую (пароли и адреса сообщников всё ещё ищут?) записную книжку?
— Там половина моей жизни. Там всё — про мамины похороны… Телефоны друзей и близких…
Чему должна научить нас эта история, даже не знаю. Ольгу Мартынову она научит одному, Дарину другому, водителя, надеюсь, третьему. Насчёт полиции — сомневаюсь, конечно. Если никак не накажут полицейских, участвующих в этой «контртеррористической» операции, то они, разумеется, ничему не научатся.
Но знаете, о чём я сейчас подумала? Ольга Петровна и её дочь уедут в Америку, и, наверное, вскоре будут вспоминать это неприятное приключение без особых эмоций. Грустно, конечно, что малая родина попрощалась с ними именно так. Но — не смертельно. Забудут.
А вот мы-то с вами останемся здесь, в нашем Голливуде.
«Ничего сказать не могу!»
Другую версию услышать нам не удалось
Несмотря на абсурдность случившегося, мы всё же, в соответствии с журналистской этикой, дали возможность и другой стороне конфликта высказаться. Правда, другая сторона не обрадовалась этой возможности. Так, директор АТП А.Г. Брюхов сразу сказал, что никакую информацию дать не может, потому что просто не в курсе. Такая постановка ответа удивила: во-первых, никакая информация нам и не нужна, она известна и так, а нужно услышать мнение руководителя предприятия по поводу поведения своего подчинённого, а во-вторых, что значит — не в курсе? Так что пришлось расспрашивать подробно. Разговор получился коротким, но кое-какую однозначность своего взгляда Александр Георгиевич обнаружил.
— Как так может быть, что вы не в курсе?
— А вот так. Полиция со мной информацией не делится.
— А вы как директор как считаете, как себя должен был вести водитель?
— Я ведь не знаю, что там было на самом деле.
— А с водителем-то вы не общались по этому поводу, не разбирали эту ситуацию?
— Общались. Но информацию вам дать не могу.
— Так мне не нужна информация.
— Я понимаю, но идет разбирательство в полиции. Вот когда оно закончится, тогда мы вам дадим информацию.
— И своё мнение по поводу ситуации, которая сложилась, не скажете?
— Моё мнение: водитель прав. Больше ничего сказать не могу.
Пытались мы связаться и с самим водителем рейса, который в тот день должен был заехать в гараж после рабочего дня в 18.50, как сказал нам диспетчер. Но от разговора он отказался. Упустил возможность высказать свой взгляд на ЧП. А может, просто сказать было нечего?